— Сделай мне булочки с корицей и горячий шоколад.
После «Малыша и Карлсона» я незнакомцев описывала так: «Мужчина в самом расцвете сил». Взрослые умирали со смеху.
Я часто думаю, что так рано повзрослела, так рано стала стремиться к самостоятельности из-за того, что с детства чувствовала себя равноправным членом «взрослой» компании родителей и их друзей. Взрослые люди, которые меня окружали, всегда проявляли ко мне неподдельное внимание. Мои родные всегда старались понять, что интересно мне. Они видели, что я не отходила от инструмента, поэтому в пятилетнем возрасте меня отдали в музыкальную школу.
Со мной вместе учились ребята на три-четыре года старше. Сохранилась смешная фотография. Старший хор. Поют совсем большие дети. И я среди них — крошечная, пятилетняя. У меня страшно серьезное лицо…
Я с детства пою правильно, не фальшивлю. Меня всегда бросали на ответственные участки — «держать» второй голос, чтоб вся группа не сбилась. В этот же период я, в составе хора естественно, впервые выступила на радио.
Самым главным для меня всегда было чем заниматься, а не с кем. Я всегда не любила пионерские лагеря. Ужасно раздражала несвобода, которую там культивировали. Привели строем, пересчитали, увели строем.
Когда меня начали учить музыке, из моей жизни ушел еще один мой ужас — детский сад. После теплого дома, в котором я росла, эта казарма для самых маленьких вызывала во мне глубокое отвращение. У мамы сердце кровью обливалось, когда она, приходя за мной, видела, как я стою, прижавшись к воротам, и высматриваю ее…
Когда я недавно рассказывала об этом Йосе, он вдруг грустно посмотрел на меня и говорит:
— Вот и я стою так у ограды, когда тебя нет рядом. Знаешь, Лера, мне без тебя не дышится…
Свой угол, теплый гармоничный дом. Как в годы скитаний по задворкам столицы я об этом мечтала! До того как у нас появились деньги и Шуйский стал скупать квартиры (в них мне пожить не удавалось: супруг таким образом вкладывал деньги), мы с ним жили в крохотной квартирке у метро «Пролетарская».
И вот счастливая новость! Мы покупаем дом. И не где-нибудь, а в престижном поселке Крёкшино под Москвой! Ура!
Шуйский редко выпускал меня из квартиры. Контролировал все мои встречи, звонки, даже походы в магазин. А теперь в голове крутилось: у нас будет своя загородная вилла! И я, как освобожденная женщина Востока, смогу ходить, куда мне вздумается. Как может быть иначе? Там ведь сельская местность: ступил за порог — и ты на улице.
Домик был простенький — одна комната и кухня. Потом пристроили «удобства»: провели воду, у нас появился городской санузел.
Крёкшино стало моей тюрьмой. Сейчас я не столько вспоминаю, как я там жила, сколько, как я оттуда убегала на автобусах, электричках, попутных машинах.
Шуйскому стало еще удобней: в сельской местности кричи не кричи, никто тебя не услышит. За пределы участка мне выходить не разрешалось. Супруг кичился тем, что мы жили на свежем воздухе. Чистая правда: во дворе, за забором я могла гулять, сколько захочется.
Когда мы переехали в Крёкшино, Ане был месяц. Мне двадцать пять лет. Шел 1993 год.
Я заболела сценойЧто еще меня поддерживало и поддерживает в жизни? То, что я — человек организованный. К этому я также приучена с детства. Жизнь убедила меня в одной, на первый взгляд парадоксальной, мысли: чем больше ребенок загружен вне школы, тем лучше он успевает в школе.
Распорядок дня у меня был такой. Я прихожу из общеобразовательной школы. Бросаю взгляд на часы. Ой, уже скоро начнутся занятия в музыкалке. Бабушка греет обед. Я тем временем делаю письменные задания. Сколько успею. Часть письменных упражнений сделано еще в школе, на переменах. После музыкалки делаю оставшиеся задания. Никогда не уходила гулять, если знала, что у меня не выучен хотя бы один урок.
Таких, как я, иногда называют «положительными до тошноты». В детстве из-за этой моей черты произошел почти анекдотический случай, который в нашей семье вспоминают до сих пор. Я училась в первом классе. На улице май. Мы с родителями выехали на пикник за город. Вернулись домой очень поздно и сразу легли спать. В пять утра я проснулась, вспомнив, что не сделала домашнее задание по письму. Я встала тихонечко — решила никого не будить. Открыла тетрадку и принялась за упражнение. Мама, очень сонная, входит в мою комнату в шесть часов:
— Чем ты занимаешься?
— Домашнее задание делаю, о котором вчера забыла.
— В шесть утра! Такого я еще не видела!
Сейчас я контролирую учебу своих детей. Если им не напомнить, они за уроки могут и не сесть. А у меня была изначальная установка: решать все вопросы самостоятельно, не прибегая к посторонней помощи.
Такой склад характера помог мне окончить школу с золотой медалью.
Примерно годам к десяти я почувствовала, что мой страстный интерес к балету ослабевает. В этот же период произошло мое первое выступление на настоящей сцене. Именно тогда, вдохнув воздух публичного признания, я узнала, что чувствует исполнитель, когда его слушают люди, когда на него устремлены сотни внимательных глаз.
Мы с моей подругой Люлькой исполняли со сцены районного Дома культуры песенку Тухманова про Сапожника. И все. Я заболела сценой. С тех пор я, наверное, и начала мечтать о карьере профессиональной певицы.
До сих пор я часто слышу иронические отзывы о самодеятельности. Мол, это не профессиональный, а самодеятельный уровень работы. Так у нас говорят о плохих, с чьей-то точки зрения, исполнителях. Выражение «провинциальная самодеятельность» звучит как ругательство. Но те, кто так говорит, забыли или не хотят знать о том, что многие звезды большой сцены (и не только певцы, но и актеры, танцовщики, музыканты) выросли из этой самой провинциальной самодеятельности.
Дворцы культуры со сколоченными из дерева сценами были первыми стенами, которые слышали голоса многих выдающихся исполнителей. Хоровые студии, оркестры, ансамбли народного танца, которые были во многих небольших городах и поселках, не сделали всех своих участников звездами. Но сколько они оставили о себе приятных воспоминаний, скольких людей заняли в свободное время интересным делом, скольких спасли от скуки и пьянства!
Для самодеятельного коллектива, впрочем, как и для любого другого, огромное значение имеет, кто им руководит. Мне повезло: руководитель моего первого ансамбля стал не только моим учителем, но и другом, единомышленником. Это был настоящий профессионал.
Скажу больше: самодеятельным коллективом, даже если ему не суждено превратиться в профессиональный; должен руководить серьезный знаток своего дела. Иначе вся затея превратится в нечто вроде пародии на бездарный народный театр из фильма «Берегись автомобиля». И «рулят» такими «кладезями талантов» горе-режиссеры вроде того, чью роль так блестяще исполнил Евгений Евстигнеев. Они то играют «Вильяма нашего Шекспира», то исполняют Джорджа нашего Гершвина, то танцуют под музыку Арама нашего Хачатуряна… Но о моем учителе — чуть позже.
