Ознакомительная версия.
Сведений относительно перевода трилогии на японский язык у меня еще нет, но, судя по тому, что «Расплата» цитируется адмиралом Того в официальном описании «военных действий на море в 37–38 гг. Мейдзи», можно заключить, что такой перевод в Японии имеется.
В России при жизни автора трилогия далеко не имела того успеха, как за границей. Ко дню смерти автора не было еще распродано второе издание «Боя при Цусиме» и первое издание «Расплаты».
И только когда Вл. Семёнов сошел в могилу, сопровождаемый единодушными соболезнованиями печати, когда стали приходить телеграммы с известиями, что смерть его оплакивается за границей, тогда сразу появился такой спрос на все произведения брата, что большая часть их была распродана в самый короткий срок.
Третье издание «Боя при Цусиме» (всего 9000 экземпляров) пришлось спешно выпустить уже через две недели после кончины автора.
В пасхальную ночь, с 17 на 18 апреля 1910 года, после болезни, продолжавшейся почти пять месяцев и выразившейся в последовательном воспалении серозных оболочек (плеврит, перикардит, опять плеврит и, наконец, воспаление брюшины), — автор «Расплаты» скончался.
Имеются основания полагать, что если не возникновение болезни, то ее обострение и последовавшие осложнения были вызваны нахождением в левом боку больного двух мелких осколков снаряда (В бою при Цусиме мой брат получил пять ран, из них одна — тяжелая, в правую ногу (длина раны 130 мм, глубина — до кости — от 25 до 37 мм), другая — серьезная, в левую ногу (раздробление большого пальца) и три мелких — в поясницу и в левый бок. Последние три раны были причинены мелкими осколками, оставшимися в теле раненого; при этом осколок, попавший в поясницу, был извлечен, а два осколка, проникшие в бок и в первое время залегавшие неглубоко под кожей, не были вынуты японскими хирургами, так как эти осколки не беспокоили больного, положение же его было тогда настолько тяжелым, что вынуждало воздерживаться от всяких операций, не настоятельно необходимых. (См. «Цена крови», стр. 4 и 26.)).
Вследствие воспалительного процесса у больного постоянно держалась высокая температура (продолжительное время выше 39 °C), но тем не менее он сохранял полную ясность мышления, чем приводил в изумление пользовавших его врачей. За два дня до смерти он провел более часа в оживленной беседе, притом еще на иностранном языке, с приехавшим его навестить итальянским военным агентом, флиг. — адъют. майором Абати, и на вопросы своего гостя относительно лиц, выведенных в рождественской сказке-сатире «Заседание Адмиралтейств-Коллегий», давал самые подробные и точные пояснения. Он не хотел слушать моих просьб не утомлять себя и заставил меня взять из его библиотеки том «Истории России» Соловьева и сам указывал, какие места относительно Якова Долгорукого (упоминаемого в сказке) могут быть интересны для майора Абати, и просил меня их перевести.
Его тело умирало, он уже не в силах был сделать ни одного движения без посторонней помощи, но дух его по-прежнему был бодр и сердце его по-прежнему горело любовью к Родине.
«Россия… нет, даже для вечности не могу забыть тебя!..» — писал он в своем дневнике, незадолго до Цусимского боя.
Только о ней, о России, были его думы и в долгие дни болезни.
«Господи! дай мне счастье хотя бы каплей в океане, хотя бы искрой в пожаре послужить ее спасению! — говорил он в том же дневнике. — Не было бы во всей вселенной счастливее меня, если бы Ты дал мне перед смертью счастье видеть ее торжествующей…»
И если не исполнилась эта последняя его мольба, если не суждено ему было увидать возрождение боевой славы России, ее торжество, то послужить своей Родине ему было дано в полной мере.
Он послужил ей и кровью своей, пролитой в бою с врагом, а еще более — своим правдивым словом, горькою правдою о тех событиях, которых он был нелицеприятным свидетелем и летописцем.
Критики произведений моего брата ставили ему в заслугу, что он, в своих описаниях, стремится быть строго объективным и мало дает места личным переживаниям. Он и сам говорит в своем предисловии к «Бою при Цусиме», что усиленно избегал говорить о себе, чтобы «не вызвать обычного, в подобных случаях, упрека, что автор повествует не столько о развитии боя и о действиях окружающих, как о собственной особе».
Но теперь, когда произведения моего брата, переведенные на все европейские языки, получили столь огромную известность, теперь, когда он умер, оплаканный, по словам «Times», «всеми, кому дорога истинная морская доблесть», и когда печать всех цивилизованных стран, и Старого и Нового Света, высказала глубокое соболезнование по поводу его безвременной кончины, мне думается, что настало время дать возможность многочисленным читателям его произведений ближе ознакомиться с личностью их автора.
С этой целью я готовлю в настоящее время к печати «Дневник Вл. Семёнова (1904–1909 гг.)», который он вел во время войны изо дня в день, а после войны с перерывами. Последняя запись в этом дневнике помечена 3 сентября 1909 г., т. е. уже незадолго до начала болезни.
Этот самый дневник послужил брату материалом для трилогии, которая, по его собственному выражению, является не чем иным, как «литературной обработкой дневника». В «Расплате» и в «Цене крови» довольно часто встречаются даже точные выдержки из сделанных в этом дневнике записей.
Тем не менее дневник представляет большой самостоятельный интерес. В нем читатели найдут и некоторые фактические данные, по тем или другим соображениям не помещенные братом в его книгах и таким образом дополняющие их. Но главная ценность дневника — именно те чисто личные переживания, о которых брат старался, насколько это было возможно, меньше упоминать в своих книгах.
Эти переживания брата, эти интимные его беседы с самим собою дают полное представление об его внутреннем мире, который был озарен только одним никогда не заходившим солнцем — любовью к Родине.
«Клятву, страшную клятву даю: Тебе, Родина, весь остаток моей жизни, все силы, всю кровь!.. Тебе — всё!..»
И он сдержал свою клятву…
Август, 1910.
Виктор Семёнов
I
Отъезд из Петербурга. — В сибирском экспрессе. — Первые вести о войне. — Прибытие в Порт-Артур
— Ну, вот. Добились своего. Теперь уж нечего разговаривать. Дай Бог, в добрый час!.. — говорил адмирал, прощаясь со мною, и уже в дверях скороговоркой добавил: — Послушайте совета: не суйтесь зря. Судьба везде найдет. Если само начальство вызывает охотников — значит, надо, а без этого — свое дело хорошенько делайте, и довольно. Выскакивать нечего. Погибнуть нетрудно и не страшно, но погибать зря — глупо!
Ознакомительная версия.
