что они плохие, а нам будет можно, потому что мы – хорошие? Относительно того, что наши вожди способны на бесчеловечные истребительные акции, я не заблуждался». [40]
Ему вторит и А. И. Солженицын устами дяди Авенира, одного из персонажей романа «В круге первом»:
«…тут про атомную бомбу почему-то всплыло, и он вернулся, шептал яро:
– Ни за что сами не сделают!
– Могут и сделать, – чмокал Иннокентий. – Я даже слышал, что на днях будет испытание первой бомбы.
– Брехня! – уверенно говорил дядя. – Объявят, а – кто проверит?.. Такой промышленности у них нет, двадцать лет делать надо.
Уходил и ещё возвращался:
– Но если сделают – пропали мы, Инок. Никогда нам свободы не видать». [41]
Если поверить в искренность всех этих высказываний, тогда прав поэт, утверждающий, что историческим телом может обладать и химерическая сущность:
Генерал! Пусть меня отдадут под суд!
Я вас хочу ознакомить с делом:
Сумма страданий даёт абсурд; [42]
Пусть же абсурд обладает телом! [43]
А тело абсурда складывается из обломков костей парадоксов. [44] Вот один из них, возникший из высказывания солженицынского дяди Авенира о том, что Советскому Союзу «двадцать лет делать надо» промышленность для того, чтобы догнать американцев в области атомных технологий.
Предсказание дяди Авенира оказалось удивительно точным. Двадцати лет нам вполне хватило для того, чтобы не только догнать, но и перегнать американцев в области атомных технологий! Действительно, к концу 60-х годов XX века выяснилось, что центрифужный метод обогащения урана, развиваемый в СССР, оказался настолько более экономически эффективным по сравнению с американским газодиффузионным, что запасы оружейного урана у нас значительно превзошли американские.
Не углубляясь в технические, политические и исторические подробности, констатируем только одно из следствий такого развития событий: в период с 1993 по 2013 год Россия, пользуясь этим техническим достижением СССР, «нанесла удар» по США двадцатью тысячами ядерных боеголовок! Выражение «нанесла удар» – это образное отражения того факта, что 500 тонн оружейного урана, из которого в СССР были изготовлены около 20000 ядерных боеголовок, оказались на территории США. Правда, уже в виде 14 446 тонн низкообогащённого урана по соглашению «ВОУ-НОУ» [45] или «Мегатонны в обмен на мегаватты» и принесли в бюджет России 13 млрд. долларов:
«суммарный доход российской стороны может достигнуть 17 млрд долларов США, а размер перечисленной в федеральный бюджет валютной выручки составит около 13 млрд долларов США». [46]
А в США этот российский «ядерный удар» привёл к тому, что
«В течение двух десятилетий до 10 процентов электроэнергии, произведенной в Соединенных Штатах, производилось на топливе, изготовленном с использованием низкообогащенного урана из программы «Мегатонны в обмен на мегаватты»». [47]
После окончания действия договора ВОУ-НОУ Россия продолжила поставки НОУ в США:
«до 2014 года поставки шли по договору ВОУ-НОУ, затем по коммерческим контрактам – с меньшими объемами, но высокой ценой». [48]
В итоге, как пишут военные эксперты,
«напряжённая работа с оружейным ураном России пошла на пользу, а в США благодаря ей ускорилась деградация атомной отрасли. Флагман американского обогащения – компания USEC, после работы программы ВОУ-НОУ находится в глубоком кризисе, а Россия по-прежнему почему-то обладает ещё почти 800 тоннами свободного оружейного урана». [49]
Так что сегодняшняя историческая действительность, в которой «генералы-ястребы» с обеих сторон снова втягивают отношения между нашими странами в область острого ядерного противостояния, с моей точки зрения, более всего соответствует именно абсурдности в констатации И. Бродского.
Забавно и примечательно, что тело самой мощной термоядерной бомбы перед употреблением её образа в качестве аргумента на переговорах российской стороны с иностранными делегациями, не начиняют дейтеридом лития, а, по логике абсурда, заботливо моют шваброй ☺:
00.03. Саров. Музей атомного оружия. Один из экспериментальных экземпляров самой мощной термоядерной бомбы «Кузькина мать». [50]
Но для меня острая фактология «атомной разведки» интересна не только сама по себе (интерес к «шпионским историям» столь же вечен, как и его предмет – разведка), но и в качестве источника эмоциональных вызовов, выявляющих человеческие характеристики. В общем-то, очевидно, что «частные обстоятельства» даже одного человека могут существенно влиять на ход глобальных событий.
Оказывается, механизм осуществления этой возможности основан на случайности в гораздо большей степени, чем предполагают сторонники исторического детерминизма. Осознание этой особенности исторического процесса является вторым смысловым пластом настоящей книги.
Ещё один смысловой пласт связан с тем, что Жорж Абрамович был евреем. Сегодня антисемитизм – не самый яркий элемент в спектре «антинациональных» настроений и нашего, и американского общества, но и сегодня этот социальный яд настолько опасен, что не обращать на него внимания нельзя, если мы хотим жить в гармоническом обществе.
А в жизни Жоржа Абрамовича, и в молодости в США, и в зрелом возрасте в СССР, «национальный вопрос» был одним из важнейших вопросов, решения по которому существенно влияли на судьбы людей. И судьба самого Жоржа Абрамовича и «извивы судеб» всех членов его семьи напрямую связаны с судьбами еврейства в XX веке.
Впрочем, разбор смысловой структуры – дело критика, а не автора. А для читателя важно, прежде всего, то, что невероятные перипетии судьбы Жоржа Абрамовича и его близких позволяют увидеть, как человеческая порядочность выживает в нечеловеческих условиях и как можно сохранить достоинство после неизбежных зигзагов жизненных компромиссов.
Мне кажется, что Жорж Абрамович не был ни героическим суперменом, ни удачливым персонажем в спектакле «Жизнь человека». Но смог сыграть свою роль в этом спектакле с потрясающей искренностью:
«Он человек был в полном смысле слова!». [51]
Я познакомился с ним более 50 лет тому назад, и наше общение было сугубо человеческим в различных, как теперь говорят, форматах: я был его студентом, его коллегой по работе, другом семьи. И это общение оставило глубокий след в моей памяти – Жорж Абрамович стал для меня образцом порядочности и житейской мудрости.
Так сложилось, что после его смерти я стал биографом и его, и его семьи. Биография, как последовательность событий, в специальной теории относительности описывается понятием «мировая линия».
Как я теперь вижу, пучок мировых линий семейства Ковалей, возникший в конце XIX века на глухой окраине Российской Империи в местечковой еврейской общине заштатного белорусского городка Телеханы, [52] удивительно плотно переплёлся со жгутом мировых линий и человеческой цивилизации в целом.
Особенно тесно
