Кадеты и юнкера. Кантонисты - Анатолий Львович Марков

В русско-китайскую кампанию 1900 года кадет Пажеского корпуса Александр Баранов, сын героя русско-турецкой войны 1877–1878 гг., принял участие в походе на Пекин, не снимая формы пажа, в рядах одного из пластунских батальонов, за что был награжден Георгиевским крестом. В русско-японскую войну 1904–1905 гг. несколько кадет различных корпусов, отцы которых находились в рядах действующей армии, стали в ряды добровольцев во время летних каникул. Из них паж Верховский, кадет Первого кадетского корпуса Сергей Селезнев и кадет Хабаровского корпуса Роман Троянович-Пиотровский были награждены Георгиевскими крестами, а остальные — Георгиевскими медалями. Прямо с фронта Троянович и Селезнев прибыли в училище к началу занятий на младшем курсе.

В 1910 году кадеты Ташкентского корпуса Виктор Красовский и Борис Авдеев получили Георгиевские медали за спасение офицеров саперного батальона во время бунта этого последнего в лагерях около Ташкента, с опасностью для собственной жизни сообщив начальству о начавшемся бунте.

В первую мировую войну на германском, австрийском и турецком фронтах в рядах действующих армий участвовало несколько десятков кадет, получивших Георгиевские кресты и медали. Кадет Николаевского корпуса Сергей Марков с разрещения родителей и военного министра из шестого класса вступил добровольцем в Крымский конный полк, в строю которого заслужил два Георгиевских креста, после чего был отправлен в военное училище. Что касается медалей за спасение погибавших, полученных с опасностью для жизни, то почти не было корпуса, где один или более кадет не носили бы на груди эту почетную награду.

Таковы были российские кадеты в императорской России. Таковы плоды воспитания, данного им в корпусе.

Весной 1909 года отец привез меня из деревни в Воронеж держать экзамен в четвертый класс кадетского корпуса. В этом городе мне пришлось быть не в первый раз. Мальчиком восьми лет, с матерью и братом, я приезжал сюда, когда мой старший брат поступал кадетом во второй класс. Мать, нежно любившая своего первенца, с большим горем отдавала его в корпус и не в силах сразу расстаться с сыном прожила вместе со мной около месяца в Воронеже, в «Центральной» гостинице, близко отстоявшей от корпуса. В качестве младшего братишки я увлекался кадетским бытом и почти каждый день бывал в помещении младшей роты, куда нас с матерью допускали по знакомству.

В настоящий мой приезд с отцом в Воронеж я, таким образом, был уже несколько знаком с внутренним бытом кадет, что до известной степени облегчало мое положение новичка, да еще поступавшего прямо из дому в четвертый класс. У отца в корпусе также нашелся старый товарищ, командир 1-й роты полковник Черников, в этот год выходивший в отставку генералом. Его заместитель, полковник Трубчанинов, так же, как его предшественник, оказался однокашником отца по Орловскому корпусу.

Экзамены, начавшиеся на другой день после нашего приезда, оказались труднее, чем мы предполагали. На экзамене Закона Божия батюшка, видный и важный протоиерей, спросил меня, не являюсь ли я родственником писателя Евгения Маркова, умершего в Воронеже директором Дворянского банка и председателем археологического общества. Узнав, что я его внук, батюшка сообщил, что он также член археологического общества, хорошо знал покойного деда, любил его и уважал.

Первые три дня экзаменов прошли для меня благополучно, но в четвертый я неожиданно наскочил на подводный камень. Случилось это на испытании по естественной истории, предмете везде и всегда считающемся легким и второстепенным. Так об этом предмете полагали и мы с моим репетитором, почему и не обратили на естественную историю большого внимания. Конца учебника по этому предмету я даже и не прочитал, как раз в том месте, где дело шло о навозном жуке. Этот проклятый жук чуть не испортил всего дела, так как, спрошенный о строении его крыльев, я стал в тупик и ничего по этому интересному вопросу ответить не мог. Преподаватель естественной истории, заслуженный тайный советник, однако, вошел в мое положение и не захотел резать мальчишку, благополучно прошедшего уже по всем предметам экзаменационные сциллы и харибды. Он дал мне переэкзаменовку на… после обеда. Нечего и говорить, конечно, что я сумел воспользоваться этой передышкой, а после обеда сдал экзамен без запинки.

Выдержав экзамен по учебным предметам, я был затем подвергнут медицинскому осмотру. Для этой цели отвели один из пустовавших в то время классов, двери которого выходили в коридор, переполненный родителями и родственниками, привозившими детей на экзамены.

Так как вступительные экзамены в корпус держали исключительно ребята, поступавшие в первые два класса, то я среди них представлял собой единственное исключение, и притом такое, о котором никто из находившихся в коридоре мамаш и не подозревал.

Зная, что доктора осматривают десятилетних карапузов, родительницы эти, нимало не стесняясь, заходили в комнату осмотра и вступали в разговор с врачами. При их неожиданном появлении в дверях я, голый, как червяк, принужден был дважды спасаться за ширмы к обоюдному смущению обеих сторон.

Как только результаты экзаменов были объявлены, отец, поздравив меня, немедленно повел в магазин военных вещей, где купил мне кадетскую фуражку с черным верхом и красным околышем, которую я проносил все лето при штатском костюме, являя из себя довольно странную фигуру. Этот полуштатский-полувоенный вид приводил в полное недоумение встречных, не знавших, как понимать мою нелепую личность. В качестве старого кадета брат Коля, бывший в это время кадетом в Ярославле, сильно возмущался таким видом, находя, что в кадетской фуражке и при штатском костюме я имею «сволочной вид земского начальника».

Всю дорогу от Воронежа в наше Покровское отец, обычно суровый и неразговорчивый с нами, был необыкновенно ласков, видимо довольный тем, что и второй его сын стал на привычную и понятную для него дорогу военной службы.

На балконе усадьбы, с которого была видна вперед дорога со станции, вся семья наша, ожидавшая моего возвращения, издали завидев красный околыш, сразу поняла, что мои экзамены сошли благополучно. Ради такого торжественного случая отец в этот день также надел свою дворянскую фуражку с красным околышем, чем как бы сблизил меня со своей особой…

Свободное от опостылевших наук лето промелькнуло незаметно, как и много других счастливых лет юности, как незаметно и быстро проходит в жизни все счастливое. Незаметно подошел месяц август, к 16-му числу которого мне предстояло явиться в корпус, чтобы стать настоящим кадетом, а не возбуждающей недоумение штатской личностью в военной фуражке.

Отвозил меня в военную школу опять отец. Я ехал в Воронеж с наружной бодростью, но и тайной жутью.

Принадлежа к исконно военной семье