— Виноваты, ваше благородие, кажется так…
Нестеров нахмурился. Но тут ему пришла в голову мысль, которая обрадовала его. Петр Николаевич весело улыбнулся:
— Вот видите, как действует центробежная сила? Даже инструменты не высыпались!
Так русский военный летчик Петр Николаевич Нестеров первым в мире «оживил» «мертвую петлю». Это было выдающееся событие в истории мировой авиации. Именно петлей Нестерова был открыт путь к фигурам высшего пилотажа, необходимым для маневрирования в воздушном бою.
Однако не сразу «мертвая петля» принесла Нестерову славу и признание. Один генерал даже заявил корреспонденту газеты:
— В этом поступке больше акробатики, чем здравого смысла. «Мертвая петля» Нестерова бессмысленна и нелогична… Он был на волоске от смерти и с этой стороны заслуживает даже порицания и наказания… Мне лично кажется, что будет справедливо, если Нестерова, поблагодарив за смелость, посадят на тридцать суток под арест…
Только возмущение общественности и особенно молодых летчиков, преклонявшихся перед умом и отвагой Нестерова, спасло его от «благодарности» начальства.
Но и в те годы нашлись в русской военной авиации люди, которые понимали значение опыта Нестерова. Военный инженер генерал Александров вскоре разрешил Петру Николаевичу показать разработанную им «мертвую петлю» в других авиационных отрядах.
Узнав о выдающемся полете Нестерова, товарищи его по Гатчинской школе прислали телеграмму. Они писали, что преисполнены гордости «как россияне и военные, что земля русская имеет в своих рядах столь сильного и отважного завоевателя воздуха».
Киевское общество воздухоплавания присудило Нестерову золотую медаль.
— Вы удивитесь, наверное, — говорил мне Соколов, — что не было тогда в армии никакой программы подготовки летчиков к войне. Никаких указаний и инструкций на этот счет мы не получали. Летчики летали когда и сколько хотели. Все зависело от инициативы начальника отряда. Только командир одиннадцатого отряда штабс-капитан Нестеров выработал методику и план обучения искусству пилотажа и разведки и осуществлял их на практике.
Нестеров каждодневно оттачивал «новое оружие» армии.
— Я считаю, — говорил он, — что авиация не будет надежной помощницей армии до тех пор, пока мы не сможем летать куда хотим и когда хотим. От тренировки, которую мы изо дня в день проводим над своим аэродромом, толку мало. Нужно научиться летать на дальние расстояния и в плохую погоду.
В мае 1913 года поручик Виктор Георгиевич Соколов перелетом по маршруту Киев — Чернигов — Киев открыл серию дальних перелетов военных летчиков. Два месяца спустя состоялся первый в мире групповой перелет под командованием Нестерова.
Нестеров и сам совершил ряд дальних перелетов. Об одном из них автору рассказывал его спутник — бортмеханик Нелидов, намного переживший своего командира.
Советские люди знают, как проводились дальние перелеты в нашей стране. Назначалась правительственная комиссия. Создавался штаб перелета. Специалисты готовили самолет. Врач следил за состоянием здоровья экипажа.
Когда Нестеров задумал перелет от Киева до Петербурга в течение одного дня — от восхода до захода солнца, — ему дали разрешение, а дальше — поступай как знаешь.
На маршруте Киев — Петербург нигде не было ни аэродромов, ни мало-мальски оборудованных посадочных площадок. Негде было заправиться авиационным бензином и смазочным маслом. Баки на самолете «ньюпор» были небольшие, в пути обязательно придется пополнять запас горючего.
Нестеров нашел остроумный выход. Он выбрал три подходящие для посадки площадки, — вернее, три более или менее ровных поля около маленьких железнодорожных станций — Быхов, Городок и Дно.
На эти станции летчик заблаговременно отправил «багаж» — бочки с авиационным бензином и касторовым маслом, которое употреблялось тогда для смазки моторов, — а багажные квитанции положил в карман.
Дождавшись попутного ветра, вылетел из Киева в 3 часа 30 минут 24 мая 1914 года. По дороге Нестеров и Нелидов приземлялись около станционных зданий, получали по своим накладным бензин и вновь продолжали путь. В 21 час 35 минут самолет опустился на Гатчинский аэродром.
Этим перелетом Нестеров установил мировой рекорд дальности и продолжительности полета.
А вскоре он совершил первый беспосадочный перелет из Москвы з Петербург. За пять часов пролетел свыше 600 километров. Это тоже был выдающийся рекорд.
В Петербург отважный летчик прилетел 24 июля 1914 года. Через неделю Россия вступила в мировую войну.
В первый период войны на самолетах не было пулеметов. Летчики и наблюдатели были вооружены лишь пистолетами. Самолеты поднимались в небо только для разведывательных полетов. Были «глаза», но не было «оружия».
Один из летчиков отряда Нестерова жаловался ему:
— Встретился мне немец в воздухе. Он шел в наш тыл. Но что я мог ему сделать? Погрозил кулаком, и все…
Нестеров придумывал один за другим способы использования самолета для боя. Вместо авиационных бомб он пробовал бросать артиллерийские снаряды. Потом привесил к самолету длинный трос с грузом, которым надеялся опутать винт неприятельского воздушного корабля, пролетая перед его носом. Приспособил к хвосту своего самолета большой нож, чтобы им вспарывать оболочку дирижаблей и наблюдательных воздушных шаров. Правда, использовать все это в бою не довелось.
Наконец, Нестеров пришел к мысли, что таран — самое надежное средство воздушного боя.
Соколов рассказывал мне, что еще до войны Нестеров развивал перед летчиками свою идею тарана. Он предусматривал два варианта: первый — самолет ударяет в хвост противника и винтом ломает руль высоты, второй — ударом шасси отламывает несущие плоскости.
— Смелость, верный глаз, твердая рука — и победа твоя! — говорил Петр Николаевич.
Никто из сослуживцев не сомневался, что Нестеров, как всегда, доведет свою мысль до конца и, выбрав удобный момент, таранит противника. Такой момент наступил 8 сентября 1914 года.
…Третья авиационная рота стояла в Жолкиеве. Летчики разместились в старинном замке, принадлежавшем, по редчайшему совпадению, барону Розенталю, тому самому летчику, которого таранил Нестеров. Сам он занимал спальню Розенталя и спал на его кровати.
Как вспоминает Соколов, накануне трагического боя у Нестерова произошел неприятный разговор с генерал-квартирмейстером армии Бонч-Бруевичем. В вестибюле замка генерал, остановив группу летчиков, сказал Нестерову:
