нес тяжкий крест. Некогда ему было пьянствовать и буянить.
Может быть, нигде эти пороки не вызывали такого презрения, как в среде кавказских солдат. Не доест, не доспит, сегодня сорок, завтра шестьдесят верст пройдет, послезавтра вволю наработается штыком, прольет слезу над убитым товарищем, помянет его сухарем; и так в продолжение всей длинной службы, пока не свалит его горская пуля, или не умрет он в лазарете.
Вот завал. Чудовище какое-то, которое ощетинилось тысячью винтовок. Его надо взять. Ротный командир перекрестился, указал на завал. С Богом, ребята! Ура! Грянул залп им навстречу, – и не прошло мгновения, как рота уже за завалом, гордая не победой, а честным исполнением долга.
Встретился овраг. Пехота перейдет, а кавалерия и артиллерия не двинутся. Надо пролагать дорогу, устраивать мост, вырубать деревья. Поэтому, нет в мире солдата, которого нельзя было бы назвать работником. Вот он, этот чудный кавказский солдат, с топором в одной руке, с винтовкой в другой, в оборванном полушубке, живой, вечно шутливый, грозный и бесконечно великодушный.
Война кавказская – война лесная и горная. Эта величаво-мрачная природа сама по себе производит впечатление тяжелое. Прибавьте к этому ловкого, отважного неприятеля и невозможность угадать время и место встречи с ним. Вступили в лес, – и лес, будто очарованный, ожил. Каждый куст, каждое дерево, каждый камень грозят смертью. Людей не видно; слышны только выстрелы, вырывающие из фронта солдат. Не знаешь, как силен неприятель; но избави Бог смутиться, хотя на мгновение! Враг из-за кустов зорко следит за этим. Шашки вон – и тогда от роты обыкновенно не оставалось ничего, – так быстры и решительны бывали в таких случаях натиски горцев… Человек, приучивший себя спокойно идти на опасность невидимую, но, тем не менее, ожидаемую, может быть назван воином.
Таков склад кавказской армии. Таков кавказец; это его характеристика. И недаром он облил своею кровью каждый аршин завоеванного края. Почва, им приготовленная, уже вырастила поколение молодцев, которые гордятся своим происхождением и стараются сравняться со своими предками, пока еще в гражданских доблестях.
Я уже сказал, что каждая часть кавказской армии обладает личным характером или типическою особенностью. Для примера хочу проследить боевую жизнь бывшего 19-го, ныне 2-го Кавказского стрелкового батальона, о котором, к сожалению, или умалчивали, или превратно описывали его подвиги.
Батальон молодой. В год окончания Кавказской войны, то есть в 1864 году, ему минуло только семь лет; но это малое число лет прожито им недаром. В числе других, весьма немногих батальонов, стрелки вынесли на плечах своих всю тяжесть походов и военных действий Пшехского отряда. Кровью заслужили они то почетное место, которое занимают в рядах кавказской армии, и старые кавказские полки, известные по имени всей России, с удовольствием жмут руку молодому товарищу и не отказывают ему в чести стоять наряду с ними.
Боевая жизнь батальона известна весьма небольшому кружку военного общества, особенно теперь. В немногих сочинениях о последних событиях на западном Кавказе, факты, относящиеся к 19-му Кавказскому стрелковому батальону, искажены до невозможности узнавать их. Маленьким, ничего незначащим случаям придано серьезное значение, и наоборот, делам, имевшим влияние на исход экспедиции, придан такой вид, что не узнаешь их. Это можно объяснить неодинаковостью источников, на которых основывался рассказ.
Большая может быть разница в показаниях об одном и том же деле участника в нем и историка, говорящего с чужого голоса, на основании рассказов или военных журналов, в которых нередко взгляд бывает с желаемой, а не с действительной точки зрения. Я лично имел возможность следить за действиями батальона, и потому расскажу, как могу.
Формирование стрелковых батальонов.
Взвод стрелков в Майкопском отряде в 1857 году.
Набег на аул Асан-Шухой в 1858 году.
Экспедиция Майкопского отряда в Хамкеты в 1859 г.
Формирование стрелковых батальонов на Кавказе в 1857 году живо заинтересовало всех, считавших до тех пор горскую винтовку образцом огнестрельного оружия. Трудно представить себе, что-нибудь наивнее той железной трубки, под названием ружья, с которою кавказец шел побеждать горцев. Этого ружья, солдат наш, поистине, боялся более, чем боялся его неприятель.
Может ли что быть эффектнее горца, который, смеясь, не обращая внимания на батальонный огонь, подъезжает на пистолетный выстрел к нашим колоннам, и из пистолета бьет солдат на выбор? И смешно, и оскорбительно!..
Ради сбережения людей и ради самолюбия их, надо было дать вооружение, которое не было бы пародией на ружья. Вот почему весть о новом вооружении, и потом совершившийся факт, живо заинтересовали всех.
Нам интересно было видеть и знать результаты наших выстрелов, и впечатление, которое произведут они на горцев. Еще интереснее были стрелковые батальоны, и как специалисты своего дела, и как владетели лучшего opyжия.
В 1857-м году, в сентябре месяце, командующий войсками правого крыла, генерал-лейтенант Козловский, вызвал из из формировавшегося еще батальона один только взвод, в Майкопский отряд для участия в осенней экспедиции. Глядя на этот взвод, мы убедились, что слово «отборное войско» есть вместе с этим и дело. Трудно представить себе, что-нибудь лучше и отважнее этих молодцев, щеголявших и собою, и своим оружием. Не было перестрелки, из которой они не возвращались бы героями. Особенно в одном деле, бывшем на рубке леса, на горе, против мостового укрепления в Майкопе, где взвод, заливаясь кровью, потеряв смертельно-раненым своего молодца начальника, подпоручика Горлова, сорвал первый лист для венка, которым украшен ныне батальон.
С открытием военной экспедиции 1858 года, две роты стрелков были назначены в состав Майкопского отряда.
Весна и лето прошли в ежедневных нарядах, то в лес, где Кубанский полк заготовлял себе материалы для постройки новой штаб-квартиры, то за провиантом в Белореченское укрепление, на фуражировки, на покосы. При этом бывали перестрелки, но незначительные.
Летние занятия 1858 года были закончены экспедициею на северо-восток от Майкопа, для рекогносцировки сообщения между Майкопом и Лабинскою станицею. Двадцать один день находились войска в этой экспедиции. Ни особенных трудов, ни сколько-нибудь замечательных перестрелок не было. Прорубили леса на сообщении и возвратились в Майкоп. Пронесся слух, что войска скоро будут распущены на отдых по зимним квартирам. Начали понемногу готовиться к выступлению.
Но вот, неожиданно, в ночь с 26-го на 27-е ноября, приказано быть готовым – не для выступления на линию, а для набега на ближайший к Майкопу егерукаевского племени аул Асан-Шухой.
Много прелести, много фантастического в этих ночных движениях; – шепотом передаваемые приказания, гробовая тишина массы людей, которыe едва не на цыпочках пробегают пространства в пятнадцать и двадцать
