– Можно, я еще поиграю?
Он повторил свою импровизацию, – на этот раз она звучала увереннее. Подавив волнение, пани Юстына похвалила сына, потом проводила его в детскую. Незаметно коснулась его лба – он был холодный, но влажный. В темноте она нашла кроватку Фридерика. Старшие девочки спали, а Эмилька сидела на постели и терла кулаком глаза.
Няня крепко спала в своем коридорчике, а будить ее Эмилька почему-то побоялась. Она проснулась оттого, что ей показалось – кто-то унес Фридерика. Он засмеялся, улегся и сказал, что скоро уснет.
Приласкав и благословив детей, пани Юстына вернулась к себе. Проходя через гостиную, она спустила тяжелую штору. Луна светила слишком ярко. И у себя в спальне пани Юстына долго не могла уснуть…
Утром она рассказала мужу о ночной импровизации Фридерика. – Если это тебе не приснилось, – сказал пан Николай, – то я вижу в этом указующий перст судьбы. Никогда не следует противиться призванию– Он вспомнил, что ему говорили о хорошем учителе музыки для детей. Это чешский музыкант Войцех Живный, почитатель классиков и особенно Иоганна-Себастьяна Баха… Пани Юстына не возражала. Только упоминание о Бахе немного испугало ее. – Бедный ребенок! – сказала она. – Подождем хотя бы полгода! Он еще так мал!
…Сразу же после завтрака в дом пришел человек большим фиолетовым носом, одетый в ярко-зеленый сюртук и насквозь пропитанный табаком. На голове у него был гладкий черный парик, а в руках толстый карандаш. Это и был Войцех Живный, учитель музыки. Увидя его, девочки испугались и убежали. Сам Фридерик хотел последовать за ними, но вовремя вспомнил, что странный гость пришел ради него.
Усадив Фридерика за фортепиано, Живный вынул из кармана табакерку с изображением филина, засунул в свои ноздри гораздо больше табаку, чем они могли вместить, и без всяких предисловий потребовал:
– Ну, играй!
Фридерик чихнул и опросил: – А что же играть? – То, что умеешь! – Но я не умею! – Этого не может быть!
Фридерик, словно загипнотизированный, смотрел на большой малиново-красный платок Живного, торчащий из кармана сюртука.
– Что же ты молчишь? Или у тебя такой большой выбор?
Выбор действительно был не маленький. Но ведь это не игра, а – так!
– Ну и давай – так!
Голос у него был довольно скрипучий.
Фридерик подумал и сыграл песенку «Две Марыси», с собственной гармонизацией. Мотив ленивой Марыси сопровождался достойными ее ленивыми аккордами, а другая мелодия, изображающая лихую, бедовую Марысю, проходила на фоне триолей, которые должны были вертеться, как крылья ветряной мельницы. Живный слушал внимательно. Они были одни на уроке. Мать еще раньше увела девочек, чтобы не мешать первому знакомству. Но Фридерик знал, что у сестер любопытство взяло верх над испугом и что они стоят за дверью, а Эмилька подпевает тоненьким голоском.
Фридерик опять чихнул. – На здоровье! – сказал Живный. – Что ты все чихаешь? – И, помолчав немного, спросил: – Ну, а еще?
Фридерик сыграл новую пьесу, тоже собственного сочинения. Он еще не придумал названия для нее, но сыграл с удовольствием. – А повторить можешь? – спросил Живный. – Могу! – А ну, попытайся!
Он недаром сказал: – Попытайся! – Это оказалось не так легко, во второй раз оно получилось по-другому.
– Сколько тебе лет? – осведомился учитель и вынул свою табакерку. – Шесть с половиной… Что это у вас? Сова?
– Еще какая! – ответил Живный и показал Фридерику крышку табакерки. Пока он заправлялся новой огромной порцией табаку, Фридерик мог убедиться, что сова как две капли воды похожа на своего владельца. Приятное открытие!
– Это филин! – сказал Живный, – пора уже знать! Но, однако, будем продолжать урок. Что это за нота? Знаешь?
Фридерик посмотрел: – Нет. – А эта? – Кажется, ре! – Соль! Но это не важно: она тоже начинается после черной клавиши. Тебе кто-нибудь показывал ноты?
– Нет. Сестра хотела показать, но мама сказала, что еще рано. – Ну, молодец, ты славный парень! – Что он хотел этим сказать?
– Теперь закрой глаза и внимательно слушай!
Фридерик сильно зажмурился. Живный взял аккорд из четырех звуков, очень красивый, но какой-то незаконченный. После него, как завершение, требовался другой… – Теперь открой глаза! Что ты так жмуришься? Я тебе верю! Попробуй повторить то, что услыхал. Сыграй это!
Фридерик в точности воспроизвел вопросительный аккорд и после него тут же взял другой, утвердительный: это было просто необходимо! Живный зорко посмотрел на Фридерика: – Ну, а, скажем, этот? Да не жмурься так! А то смотри, глаза у тебя слипнутся навеки! Вслушайся: этот будет потруднее!
Действительно, Живный придумал довольно сложное сочетание из восьми звуков. Два в середине – близко друг к другу, совсем рядом… крайние одинаковы – это уж точно. А вот остальные… – Попрошу вас пан, нельзя ли еще раз? – Пожалуйста! – Нет, извините меня, это не то! Здесь средние звуки дальше один от другого! – А! Ты это заметил? Здорово! Ну, вот тебе первый! – Спасибо… Вот он! А тот другой, кажется, так?
Живный молчал. В глазах у него было какое-то странное выражение, точно ему взгрустнулось. – Простите, пан, правильно я сыграл? – Правильно, – ответил Живный, глядя на Фридерика все тем же неопределенно грустным взглядом – совершенно правильно!..
– …Но мне любопытно знать: кто это там скребется? – сказал он, повысив голос и поглядев на дверь. – Если мышки, пусть шмыгают в норку, если люди, пусть войдут сюда!
За дверью послышался смех. Она медленно отворилась. Три девочки вошли и разом присели, держась за переднички.
Живный встал, низко поклонился и попросил их подойти поближе. Они подошли и чихнули – одна за другой. Он начал беседу. Прежде всего он спросил, сколько им лет. Людвика указала на всех, начиная с младшей: – Четыре, пять и девять. – Последнюю цифру она назвала громко, чтобы у гостя это осталось в памяти. И опять присела.
Миля громко вздохнула: «Не всем одинаково везет! Кому девять лет, а кому только четыре!». Живный понял ее, он погладил ее по голове и сказал: – Не горюй! Умей ценить свое преимущество, глупышка! Тебе еще будет девять лет! А где ее четыре года? Увы! Там же, где и мои двадцать! Поняла? – Миля еще раз вздохнула. – А ты что так глядишь на меня? – спросил он востроглазую Изабеллу. – У вас странные волосы! – ответила она, чихая. Живный крякнул. – Гм! Я думал, ты этого не заметишь! Но ты – настоящая женщина! – Он опять вынул табакерку. – Так как при дамах неприлично нюхать табак, – сказал он, похлопывая по крышке, – то я порошу вас, милые панны, удалиться, а затем поискать вашу достойную матушку и сказать ей, что урок кончен. А ты, Фрицек, как и подобает мужчине, проводи барышень и посиди с ними, чтобы они не скучали. Когда нужно будет, вас позовут. Кстати, расскажешь им про филина, на которого они уже косятся!
