Не случайно Константин Леонтьев писал в своих письмах о христианских мотивах в русской поэзии: «У Кольцова, у Пушкина их много, но у Лермонтова больше всех».
В Михаиле Лермонтове поражает какое-то сочетание твердой мужской силы, неприкрытой отваги, смелости и наивного чувства маленького ребенка, который еще верит в чудо, еще не боится ничего, ибо знает: ничего плохого не будет. В литературе Лермонтов убил своего героя Грушницкого без всякой жалости, в жизни он не стал в него стрелять, мол, пусть живет, дурак. А тот завистливый пошляк его, беззащитного, и пристрелил. И не какой-то там варяг, чужеземец, который не мог понять нашей русской славы. Свой же, русский офицер, умеющий ценить поэзию, сам пописывающий стихи и тем более люто завидующий моцартианской легкости лермонтовского гения. Вот и бросаются отчаянно на защиту поэта и его чести русские национальные таланты. Николай Бурляев создал свою патриотическую романтическую киноверсию образа поэта. Юрий Кузнецов, последний гений XX века, писал о мифическом всемирном сознании Лермонтова, проклиная его убийцу Мартынова…
Мне непонятно, почему уже столетия так грубо перечеркивают светлый лермонтовский гений, все ища в нем какие-то колючки, какие-то пакости. А он жил шутя, легко и весело, он весь отдавался и гению своему, и капризам своим. Он не боялся мира, он более глубоко переживал свои внутренние состояния, ища пути к гармонии.
Зачем же с рождения навязывать ему лишние тяжести бытия? Зачем вокруг него до сих пор распускаются все эти сплетни, слухи, зачем делать из него злодея? Или вечно не хватает всем недоброжелателям в нем какой-то российской слякоти? Неужто и впрямь чувствуют неизбывную кельтскую шотландскую гордость и тягу к независимости, к вольности, чего в русском человеке часто не хватает? Не случайно он и погиб-то рядом с Шотландкой, поселением, основанным под Пятигорском выходцами из Шотландии.
Но, опять же, с другой стороны, более русского по стихам, по выражению своей русскости в русской поэзии XIX века не найти. Он и был светлым предвестником Сергея Есенина. Еще в юношеских стихах, посвященных Новгороду и мятежному славянину Вадиму Храброму, он настойчиво противопоставляет славянство Вадима чужести, варяжести пришлого Рурика. В «Бородино» он, несмотря на свое увлечение Наполеоном и любовь к французской литературе, без всякого стеснения называет пришлых французов «бусурманами». С какой детской наивностью он утверждает в стихотворении «Смерть Поэта», что русский человек не смог бы поднять руку на русского гения, даже если бы тот был не прав. «Не мог понять он нашей славы…» Увы, русская дворянская рука его и убила.
Вот что писали его дальновидные современники: «На Пушкина целила, по крайней мере, французская рука, а русской руке было грешно целить в Лермонтова» (П. А. Вяземский). «Не стало Лермонтова! Сегодня (26 июля) получено известие, что он был убит 15 июля в Пятигорске на водах; он убит, убит не на войне, не рукою черкесца или чеченца, увы, Лермонтов был убит на дуэли — русским» (А. Я. Булгаков). «Теперь другой вопрос, как поступить с убийцей нашей славы, нашей народной гордости, нашего Лермонтова… тем более, что он русский… нет, он не русский после этого, он не достоин этого священного имени» (А. П. Смольянинов). Или, как высказался Владимир Соллогуб: «на русское имя» кровавым пятном легла смерть русского гения. Так почему до сих пор не могут понять нашей славы гениального Лермонтова все оправдатели Мартынова и собиратели сплетен и слухов антилермонтовского содержания? Зачем в оправдание Мартынова кинулся и наш всеядный Евтушенко, уже сейчас, в 2012 году написавший:
Убитый пулей — не мортирами, несчастья полон своего, зачем он додразнил Мартынова, несчастным сделав и его?
Впрочем, для Евтушенко несчастны все убийцы русских поэтов: и Дантес, и убийца Рубцова. Он любит жалеть всех разрушителей России.
Зачем вроде бы неплохой исследователь творчества Лермонтова В. А. Мануйлов сохранил курьезную историю, якобы рассказанную тарханским школьником и якобы услышанную им от стариков о том, что настоящим отцом поэта был крепостной кучер? И бабка за деньги сосватала дочку с отставным капитаном Лермонтовым, дабы прикрыть грех дочери. Зачем Мануйлов написал свою статейку «Лермонтов ли Лермонтов?»? Зачем другой известный лермонтовед В. А. Захаров опубликовал позже эту статью и ныне пропагандирует ее?
Впрочем, агрессивный поиск нового отца поэта продолжался весь XX век. Израильский историк Савелий Дудаков в одной нацистской наукообразной книге обнаружил портрет Лермонтова, размещенный со многими другими для характеристики еврейского типа внешности. Великий русский поэт оказался здесь в компании вместе с Барухом Спинозой, Стефаном Цвейгом, Чарли Чаплином, Альбертом Эйнштейном и другими евреями. Казалось бы, возьми и опровергни эту глупость. Нет, он пошел дальше нацистов и «обнаружил», что отцом Лермонтова был якобы личный врач бабушки поэта, французский еврей Ансельм Леви. И будто бы с этой версией соглашались и пушкинист Леонид Гроссман, и лермонтовед Ираклий Андроников.
Меняются эпохи, меняются и версии. И ныне в русских же журналах и газетах чеченская литераторша Марьям Вахидова пишет, что настоящим отцом Лермонтова был известный чеченский абрек Бейбулат Таймиев. И потому в сражениях в Чечне все чеченцы так его берегли и не стреляли в него, знали, что он «свой».
А вот самому Михаилу Лермонтову это не мешало лихо сражаться с чеченцами, говорят, немало он и голов снес своей шашкой в боевых вылазках.
О его отце Юрии Петровиче Лермонтове я подробно расскажу в другой главе. Но меня поражают эти сплетни, легко подхватываемые уважаемыми людьми.
Зачем повторяются эти версии о его ничтожестве? Тихо-мирно, но внимание филологов было переключено с Лермонтова чаще всего на Тютчева, как бы занимающего ныне во многих списках вторую позицию. Я ничего не имею против еще одного великого нашего поэта, но каким образом Тютчев оказался выше Лермонтова в табели о поэтических рангах в школьных и вузовских программах? Я уверен, что по всем творческим показателям Михаил Лермонтов намного опережает своего тоже прекрасного сотоварища. Не отсюда ли идет тенденция постепенного «забывания» лермонтовского гения? Не лучше ли заняться как следует текстологией, ибо немалая часть стихотворений Лермонтова была опубликована уже в семидесятые-восьмидесятые годы XIX столетия, а то и в XX веке в чьих-то записях, и никто никогда оригиналов многих стихов не видел.
Так и возникла в 1873 году версия о принадлежности Лермонтову стихотворения «Прощай, немытая Россия». Удивительно, нет ни одного оригинала или упоминания современников, ни одного публичного прочтения или обсуждения в личных письмах. И вдруг в разгар нашего нигилизма и народовольчества в нигилистической печати появляется якобы лермонтовское стихотворение. В конце концов, ничего жутко страшного, мог и поэт, разгорячившись, как и Пушкин по поводу страны, в которой ему угораздило родиться, написать нечто резко отрицательное по отношению к власти. Есть же каноническое «Люблю Россию я, но странною любовью…», есть вообще пророческое на столетие вперед и написанное в те же для него творчески напряженные 16 лет:
