— Клянитесь мне высоким достоинством священника, что Вы не убежите, что дождётесь Батюшку, иначе я останусь, рискуя совсем заболеть.
— Даю Вам страшную клятву перед лицом Бога, что я не уйду. Я уже поборол в себе желание бежать, ступайте с миром, — сказал он твёрдо и покойно.
Прошло целых три томительных дня, волнение моё возрастало, мне всё мерещилось: либо он умер, либо убежал, невзирая на клятву. Наконец, на третий день вечером раздался звонок. Моё сердце затрепетало, и я, опередив прислугу, бросилась к входной двери: У ней стоял весь сияющий, лучезарный отец Сергий. Истово помолившись на образ, благословив меня, он глубоко посмотрел мне в глаза: «Если бы я не был священник и протоиерей, поклонился бы я тебе в ноги и целовал бы их за то, что ты Для меня сделала»…
И рассказал мне, как ехал с Батюшкой в купе, как тот вспомнил, что уже о нём молился. Картина отбытия поезда, толпа бегущих сзади людей, бросание записок с мольбой помолиться, — всё это уже с самого начала поразило своей необычайностью впечатление его; он сразу понял и взвесил, какую силу имеет истинный священник Господа Бога и каким он должен быть.
О. Иоанн молчал: молился и дремал. На пароходе он неожиданно взял отца Сергия за руку и повёл его к носу парохода. Публика попряталась в каютах, так как необычайной силы ветер бушевал. Палуба была пуста. Отец Сергий, ухватившись за протянутый канат и нахлобучив шапку, едва пробирался за Батюшкой, который шёл впереди свободно, без шапки, с развевающимися волосами, в распахнутой шубе. «Ну вот, отец протоиерей, — сказал он, останавливаясь, — Бог, очистительная стихия и я — слушаем тебя».
Вскоре после этого события отец Сергий заболел гнойным плевритом, и случилось, что в это самое время проезжал отец Иоанн город Т. ко мне в имение. Я просила его усердно навестить болящего.
«Болезнь твоя очистительная, — сказал Батюшка, — ею Господь и немощь твою всю очистит». И встал отец Сергий после болезни духовно здоровым, прожил после того ещё 10 лет, возрастая и укрепляясь духом, и умер, горячо оплаканный безгранично его любившим приходом и семьёй.
В. Т. Верховцева. «Воспоминания об о. Иоанне Кронштадтском»
У меня за всю жизнь мою было две особые встречи. Одна такая, что я, ослеплённый женщиной, пошёл за ней, как вол идёт на убой, и извратился путь мой.
Другая же встреча была с девушкой, исполненной кротости. Благовоспитанной душе её я не знал цены. Я принял эту кроткую девушку как дар от Господа. И понял ужас первой встречи, грех которой никогда бы не коснулся меня, если бы я любил истину и не был бы высокого мнения о себе. Но со мною случилось по слову Писания: «придёт гордость, придёт и посрамление» (Притч. 11, 2). Что делать? Как мне выйти из того круга противоречий, в котором я оказался? Я ничего не мог понять и не видел для себя никакой возможности — и начал внутренне метаться. Скорбь и тоска преследовали меня. И когда я достаточно испил всю горечь безысходного своего положения, неожиданно, независимо от моих личных усилий, пришёл для меня «день искупления» (Еф. 4, 30).
Помню, это было 4 февраля 1932 года. Я был в командировке на Урале. Я проснулся рано (было 5 часов утра). Тоска от сознания греха своего с новой силой сжала меня. Находясь в тяжёлом душевном состоянии, я взял свою любимую книгу — Евангелие. Нашёл то место, где говорится о чуде исцеления слепорождённого и как Господь Иисус исцелил его и спросил потом: «Ты веруешь ли в сына Божия?» (Ин. 9, 35). Странное дело, мне показалось, что слова этого вопроса я ясно слышу, и они обращены ко мне. Я задумался, желая дать ответ. И только я задумался, как вдруг… почувствовал присутствие Христа и увидел яркий свет и в этом свете Его проницательный взгляд. И случилось со мной в этот момент что-то не вместимое в слова.
Мне вспомнился грех мой, и вся жизнь моя мне показалась злой и мерзкой. И чувство сильнейшего отвращения к себе охватило меня. И это сознание греховной жизни моей повергло меня в ужас. Тогда я пал пред стоящим около меня Господом и, не смея надеяться, умолял: «Господи, Господи! Я согрешил пред Тобою… спаси меня!» И когда я произнёс эти слова, потряслось всё моё существо и какая-то сила вошла в меня, и тогда всё, что смущало меня и тяготило, ушло куда-то далеко-далеко, так, что стало как небывшее, а в душе зажглась необъятная радость прощения Божия. И стал я благодарить Бога. И вновь и вновь радость озаряла всё моё существо. Наконец открылась милостью Божией дверь покаяния. После этого я встал новым человеком. Пережив всё это, я потерял речь, и ничего сначала не мог говорить, и только написал другу своему, с которым Господь благословил меня жить, что Бог дал мне пережить великое прощение грехов и возрождение.
Перемена моего существа была пережита не только внутренне, но и во вне. Я не узнавал самого себя. На службе я стал делать поручаемые мне задания с небывалым для меня успехом, что и было замечено всеми. А радость не уменьшалась в силе своей, всё сияла и озаряла моё существо.
Из записок А. Д. Радынского «День искупления». Машинопись
Не простить кому-то, хотя бы одному-единственному человеку, живому или уже скончавшемуся, значит НЕ получить прощения себе. Даже при самой подробной и, как кажется, искренней исповеди. Таков непреложный закон. О нём знают все христиане. О нём вспоминают всегда, читая «Отче наш». И всё-таки, бывают случаи, когда кажется, что кому-то нельзя простить. И тогда происходит то, о чём рассказал как-то владыка Антоний Сурожский.
«Мне сейчас вспомнилась одна женщина, которую я напутствовал 40 лет назад. Она умирала и просила её причастить. Я сказал, что она должна исповедоваться. Она исповедовалась, и в конце я её спросил:
— А скажите не остаётся ли у вас на кого-нибудь злоба? Есть ли кто-нибудь, кого вы не можете простить? Она ответила:
— Да, я всем прощаю, всех люблю, но своему зятю я не прощу ни в этом мире, ни в будущем! Я сказал:
— В таком случае я вам ни разрешительной молитвы не дам, ни причащения.
— Как же я умру не причащённой? Я погибну! Я ответил:
— Да! Но вы уже погибли — от своих слов…
— Я не могу так сразу простить.
— Ну, тогда уходите из этой жизни непрощённой. Я сейчас уйду, вернусь через два часа. У вас впереди эти два часа для того, чтобы примириться — или не примириться. И просите Бога, чтобы за эти два часа вы не умерли.
Я вернулся через два часа, и она мне сказала: «Знаете, когда вы ушли, я поняла, что со мной делается. Я вызвала зятя, он пришёл, мы примирились». Я дал ей разрешительную молитву и причащение».
