На другой же день, не дождавпшсь даже полученія Жозефомъ его письма, онъ пишетъ: «Надо или кончать съ этимъ деломъ, или все порвать. Я жду съ нетерпеніемъ ответа». Потомъ проходитъ месяцъ и кроме поклоновъ – ничего. Дело въ томъ, что между нимъ и этой молоденькой марсельской барышней, – можетъ быть и не хорошенькой, но милой, съ ея словно углемъ нарисованными бровями, нежными глазами, вздернутымъ носомъ, ртомъ съ приподнятыми углами губъ, целомудренной, сдержанной и вместе съ темъ очень нежной, – Парижъ, огромный, неведомый Парижъ, куда Бонапартъ явился въ стоптанныхъ сапогахъ, въ поношенной форме, со свитой изъ двухъ голодныхъ адъютантовъ, – поставилъ своихъ женщинъ, созданныхъ изъ граціи, изящества и лжи, женщинъ, на накрашенныхъ лицахъ которыхъ глаза горятъ такимъ волшебнымъ блескомъ, туалеты которыхъ обрисовываютъ округлыя формы, подчеркивая все, что можетъ возбудить желаніе, скрывая, или вернее, прикрашивая все, что должно быть скрыто; женщинъ, созданныхъ для веселья и наслажденій, которымъ светская жизнь придала утонченность, которыя, подобно плодамъ, выросшимъ въ оранжерее, достигшимъ полной и пышной зрелости, разукрашеннымъ торговцемъ, покрытымъ обманчивымъ румянцемъ и подозрительнымъ пушкомъ, никогда не знавшимъ солнечнаго луча, кажутся гораздо более аппетитными, чемъ первые, несколько зеленые плоды молодыхъ дикихъ деревцевъ, опаленные солнцемъ, потрескавшіеся подъ ветромъ, грубоватые и немного терпкіе, оставляющіе во рту вкусъ свежести и силы лесныхъ первинокъ.
«Только здесь, – пишетъ Бонапартъ, – и больше нигде на свете женщины заслуживаютъ держать въ своихъ рукахъ кормило… Женщине надо шесть месяцевъ Парижа, чтобы познать, чемъ ей обязаны и какова ея власть». И черезъ несколько дней: «Женщины здесь прекраснее, чемъ где-либо, и играютъ огромную роль».
Несомненно, здесь оне прекраснее, чемъ где-либо ва свете – и на много лрекраснее – женщины тридцати, тридцати пяти, даже сорока летъ, опытныя въ искусстве влюблять въ себя гораздо больше, чемъ въ искусстве любить; и онъ, яе имея ничего, кроме своей руки, предлагаетъ последнюю г-же Пермонъ, предлагаетъ, какъ разсказываютъ, г-же де ла Бушарди, ставшей впоследствіи г-жей де Леспарда, пока не наступаетъ вандеміеръ, когда онъ даетъ увлечь себя г-же де Богарне.
Молчаніе тогда для Дезире, молчаніе полное и абсолютное, а съ ея стороны – скорбная жалоба, тихая, нежная, она звучитъ въ ушахъ, какъ разбитая арфа:
«Вы сделали меня несчастной на всю жизнь, а я еще имею слабость все прощать вамъ. Вы, значитъ, женаты! И отныне бедной Евгеніи не будетъ позволено любить васъ, думать о васъ… Единственное, что остается мне въ утешеніе, это знать, что вы уверены въ моемъ постоянстве; помимо этого я не желаю ничего, кроме смерти.
«Жизнь – чудовищная мука для меня съ техъ поръ, какъ я лишена возможности посвятить ее вамъ… Вы – женаты! Я не могу свыкнуться съ этой мыслью, она убиваетъ меня, я не могу ее пережить. Я покажу вамъ, что я более верна клятвамъ и, несмотря на то, что вы порвали соединявшія насъ узы, я никогда не дамъ слово другому, никогда не вступлю въ бракъ… Я желаю вамъ всякаго благополучія, всякаго счастья въ вашей женитьбе; я желаю, чтобы женщина, которую вы избрали, сделала васъ такимъ же счастливымъ, какимъ предполагала сделать я и какимъ вы заслуживаете быть; но, будучи счастливы, не забывайте Евгенію и пожалейте о ея судьбе».
Бонапартъ, не умевшій забывать, испытывалъ угрызенія совести каждый разъ, когда вспоминалъ объ этой любви, которую онъ внушалъ, несомненно, въ гораздо большей степени, чемъ чувствовалъ самъ, въ которой отъ ребяческой забавы перешелъ незаметно для себя къ серьезнымъ намереніямъ и, наконецъ, невольно разбилъ сердце молодой девушки. Повидимому, всю жизнь онъ думалъ о томъ, какъ искупить вину, какъ добиться прощенія. Уже въ 1797 г. въ Милане онъ пытается выдать получше замужъ Дезире, которая въ этогь моментъ, въ ноябре, находится въ Риме съ сестрой и шуриномъ Жозефомъ, посланникомъ при Піе VI. Онъ даетъ очень теплое рекомендательное письмо генералу Дюфо, «прекрасному человеку, отличному офицеру. Бракъ съ нимъ былъ-бы весьма выгоденъ». Дюфо является, производитъ недурное впечатленіе, дело идетъ къ помолвке, но происходитъ ужасная сцена 28 декабря – и платье Дезире залито кровью ея жениха.
Отвергнувъ целый рядъ предложеній, Дезире, наконецъ, соглашается, въ то время, когда Бонапартъ находится въ Египте, выйти замужъ за Бернадотта; это – прекрасная партія, несомненно; но генералъ – невыносимейшій среди мелочныхъ и педантичныхъ якобинцевъ. Беарнезецъ, въ которомъ не осталось отъ Гасконца ни живости, ни очаровательной находчивости, у котораго за, разсчитанной утонченностью всегда таится какая-нибудь двойная игра, который считаетъ г-жу де-Сталь первой среди женщинъ, потому что она – самая педантичная среди нихъ, и въ медовый месяцъ свой онъ заставляетъ молодую жену писать подъ его диктовку. Изъ Каира, где онъ узнаетъ объ этомъ браке, который не можетъ ему нравиться, потому что Бернадоттъ былъ и остался его врагомъ, Бонапартъ шлетъ Дезире пожеланія счастья: «Она его заслуживаетъ». Когда онъ возвращается изъ Египта, то одна изъ первыхъ просьбъ, съ которой къ нему обращаются, исходитъ отъ Дезире. Она желаетъ. чтобы онъ былъ крестнымъ отцомъ сына, котораго она родила. Сынъ! Сына ему будетъ недоставать во всей его жизни, его недостаетъ ему и теперь. И Дезире, – словно мстя этимъ ненавистной ей Жозефине, которую она называетъ старухой,– кичится передъ нимъ своимъ сыномъ, а онъ, какъ если бы это его нисколько не задевало, охотно принимаетъ кумовство и, весь подъ властью Оссіановскихъ песенъ, даетъ ребенку имя Оскара. Это не много, конечно. Но онъ сделаетъ больше.
«Если Бернадоттъ былъ французскимъ маршаломъ, княземъ Понтекорво и королемъ, то причина этому – его бракъ, – сказалъ Наполеонъ. – Все его ошибки за время Имперіи были прощены ему благодаря этому браку».
И какія ошибки! Съ первыхъ же дней после 18 брюмера Бернадоттъ открыто высказываетъ свою враждебность Наполеону. Темъ не менее, онъ на другой день назначается членомъ Государственнаго Совета, потомъ – главнокомандующимъ Восточной арміи. Тамъ онъ не только проявляетъ оппозиціонность, но открыто составляетъ заговоръ противъ Перваго Консула, пытается поднять противъ него армію. Теперь известны все обстоятельства этого дела. Каково же наказаніе? Никакого. Единственно съ целью удалить Бернадотта, Бонапартъ хочетъ назначить его посломъ въ Соединенные Штаты. Бернадоттъ не отказывается ехать, но разыгрываетъ комедію, которая удается, какъ нельзя лучше, и устраиваетъ такъ, что предназначенные для него фрегаты всегда оказываются неготовыми къ отправке.
