и проследовали по указаниям военных полицейских в ангар для оформления документов, я чувствовал себя паршиво.
Три дня в Сайгоне убедили меня в том, что я не хочу получать там назначение. Город был грязным, переполненным, суматошным и набит мошенниками всех мастей. Назовите любое отрицательное дополнение, — и к Сайгону начала 1971 года оно подойдет. Даже граффити на стенах уборной в терминале для прилетов не могли приглушить мой энтузиазм по поводу того, что я хочу убраться из этого города — и чем скорее, тем лучше.
Флаг Вьетнама хорошо продуман.
Там, где они не красные, они желтые [7].
Если бы добрый Господь захотел, чтобы я приехал в эту вонючую страну и целый год ходил по болотам, он дал бы мне обвислую зеленую кожу.
[Дописано ниже сразу под этой строкой:]
Не волнуйся. Через год у тебя будет обвислая зеленая кожа!
Чтобы получить хорошее задание, если таковое действительно было во Вьетнаме, у меня был выработан план игры. Мой друг только что вернулся из командировки в Фуоктуи, прибрежную провинцию к юго-востоку от Сайгона, наиболее известную своим курортным городом Вунгтау. Тамошнюю службу он описывал в самых лучших выражениях: серебристые пляжи, гигантские омары и не слишком много вьетконговцев. В провинции даже находился контингент веселых австралийцев, и мой друг рассказывал невероятные истории об их невоенных подвигах. По плану я должен был пойти к офицерам в штаб, пробормотать несколько слов по-вьетнамски, — и Вунгтау, вот он я.
Но из этого ничего не вышло. Сержант-кадровик в отделе кадровых назначений просто рассмеялся, объяснив, что провинция Фуоктуи не вместит всех людей, которые добровольно вызвались отправиться туда на защиту демократии. Лучшее, что мне удалось сделать, — это выбить приказ о направлении меня в 3-й военный округ, в окрестности Сайгона. На следующее утро я должен был явиться в город Бьенхоа, расположенный в нескольких милях к северу от столицы, на собеседование с полковником, который должен был решить, куда меня направят.
Полковник оказался офицером, отвечавшим в 3-м округе за программу «Феникс» — это было кодовое название операции против теневого правительства Вьетконга. Собеседование длилось всего несколько минут. Полковник сообщил мне, что, поскольку я так хорошо учился в языковой школе, то провинция Хаунгиа станет для меня идеальным местом службы. Старший военный советник в этой провинции, полковник Джек Вайсингер был «крепким орешком», прослужившим там уже почти два года. Полковник объяснил, что Вайсингеру «нужны хорошие люди», поэтому мне необходимо вылететь в Хаунгиа следующим утром ежедневным плановым почтовым «бортом».
В тот последний вечер в Бьенхоа я отправился в клуб и сидел за барной стойкой, потягивая «Будвайзер» в тщетной попытке скрыть свое беспокойство относительно того, что ждет меня впереди. Я уже понял, что означает фраза «Вайсингеру нужны хорошие люди». Хаунгиа — это вам не Фуоктуи. Мне было страшно, и вьетнамцы и американцы в клубе меня не утешали. Мои соплеменники, когда я сообщал им, что отправляюсь в Хаунгиа, понимающе кивали. Казалось, эта провинция славилась двумя вещами — полковником Джеком Вайсингером и вьетконговцами. Вопрос о том, кого боялись в провинции больше — полковника или вьетконговцев — оставался открытым.
Я попробовал свой школьный вьетнамский на девушках, работавших в баре. Было интересно наблюдать за их удивленной реакцией, когда американец заговаривал на их языке. Их первоначальная реакция всегда была одинаковой: они задавали ряд вопросов, которые американцу казались любопытными:
Сколько вам лет, капитан?
Есть ли у вас жена, капитан?
Сколько у вас детей, капитан?
Сколько вы весите, капитан?
Куда вы едете, капитан?
И когда на этот последний вопрос я отвечал «Хаунгиа», ответ был зловещим.
— О Боже, дайви [8]!
— Хаунгиа! Beaucoup VC [9], дайви!
Ту ночь я провел на пересылке, наблюдая за периодическими вспышками и потоками трассеров, которые вспыхивали на горизонте по периметру базы. Я слышал «стук» стрелявшей артиллерии и думал, не атакуют ли саму базу. Позже я узнал, что артиллеристы выполняли обычные задачи «Эйч-н-Ай» по предполагаемым объектам противника [10]. Осветительные ракеты и трассеры, которые я видел, тоже были обычным делом — войска периодически открывали огонь, чтобы проверить свое оружие и дать противнику понять, что они не спят. К сожалению, обо всем этом в Бьенхоа никто мне не рассказал, поэтому спал я с винтовкой М-16, неудобно перекинутой через одну руку.
В провинцию я вылетел на самолете «Портер» швейцарской постройки, который был известен своими возможностями осуществлять короткий взлет и посадку. Во время короткого полета мне удалось впервые увидеть Вьетнам с воздуха, и я до сих пор помню свое чистое изумление от пышной красоты сельской местности. Находясь под влиянием образов Вьетнама, нарисованных другими для американского народа, я был не готов к тропической красоте, раскинувшейся внизу. А как же печально известные операции по дефолиации? Где находились «районы свободного ведения огня», о которых я читал? Разве наша артиллерия не уничтожила огромные участки сельской местности? Наконец, вокруг треугольного земляного форта где-то к западу от Бьенхоа виднелось море кратеров. И все же то, что я увидел (и чего не увидел) во время этого полета, включило в моей голове крошечную лампочку предостережения, и я предупредил себя, что нужно быть осторожным с предвзятыми мнениями и обобщениями.
Мои размышления о сельской красоте Вьетнама резко оборвались, когда летчик продемонстрировал трюки своего самолета. С высоты пяти тысяч футов прямо над взлетно-посадочной полосой Хаунга он ушел в штопор, и посадка превратилась в захватывающее дух зрелище, которое заставило меня поверить в себя. Самолет остановился почти мгновенно. Летчик крикнул мне, чтобы я выходил, и рядовой солдат почтовой службы выбросил груз на взлетно-посадочную полосу. Вся операция заняла меньше минуты. Я только успел подумать, что меня бросят одного на крошечной взлетной полосе, как у хвоста самолета появился джип, и через несколько секунд я уже ехал в штаб 43-й группы советников. Серебристый самолет поднялся в воздух через тридцать секунд, а водитель джипа, первый сержант Вилли Тейт, представился и весьма нелестно отозвался о пугливых гражданских летчиках.
Столица провинции, город Баочай, состояла из единственной асфальтированной главной улицы, которая была заполнена крестьянами, направлявшимися на оживленный центральный рынок и обратно. По обеим сторонам улицы располагались небольшие магазинчики, а жители города ходили по середине, не обращая внимания на вторжение мотоциклов и трехколесных «Ламбретт» [11], сновавших туда-сюда. По улицам свободно разгуливали куры, утки, собаки и даже свиньи, а Тейт маневрировал вокруг запряженных волами крестьянских телег, проталкивая джип сквозь хаос, нетерпеливо сигналя. Город Баочай был грязным, многолюдным и маленьким. Если это была
