говорила она, – что должны быть мужские и женские туалеты. Но к литературе это, по-моему, не подходит».
Итак, Анна Ахматова – русский поэт.
Однажды утром в конце февраля меня пригласили поучаствовать в программе «Омнибус» на телеканале «Ла сетте». Я подключился из дома по скайпу, и, когда меня спросили, что я думаю о заявлении мэра Милана, сказавшего, что Гергиев, который должен был дирижировать в постановке «Пиковой дамы» Чайковского в «Ла Скала», мог бы встать за дирижерский пульт, только если осудит действия России, я ответил, что мне кажется, это перегиб.
Затем мы разъединились, и я прочитал, что финал Лиги чемпионов, который должен был состояться в Петербурге, пройдет в другом городе.
А потом я сходил к врачу, вернулся домой, поел и вышел в прямой эфир на «Радио 3», где проговорил минут двадцать, после чего мне позвонила мать моей дочери. Она ни слова не поняла из того, что я сказал, и была очень встревожена.
И я вспомнил, как моя дочь в первый раз увидела меня по телевизору, она тогда была еще маленькой и после эфира сказала матери: «Сойдет, хорошо, хоть ерунды не наговорил».
В этот раз на радио все прошло замечательно: даже если я и наговорил ерунды, они ее не услышали.
А днем, включив один из российских телеканалов, я узнал, что организаторы «Евровидения», итальянцы, если не ошибаюсь, решили не допускать Россию к участию в конкурсе, потому что ее присутствие может «нанести урон репутации „Евровидения“».
А комментатор сказала: «Не-е-ет, я же так люблю „Евровидение“!..»
И мне показалось, что она смеется над организаторами «Евровидения», если мне не изменяет память – итальянцами.
В 1905 году, когда Анне Ахматовой было пятнадцать, ее отец, тот самый, который не хотел, чтобы она называлась его фамилией, ушел жить в другую семью.
Красивый мужчина, он встретил другую женщину, которая, как говорили, не хотела его ни с кем делить.
Елена Страннолюбская, красивая и образованная женщина, закончившая Гарвард. Вдова адмирала.
Она посоветовала отцу Ахматовой уговорить свою семью переехать в Крым, потому что там, как она уверяла, лучше климат, а на самом деле ей просто хотелось проводить время наедине с возлюбленным.
Позднее Ахматова назовет ее едва ли не горбатой, что, по всей видимости, не соответствовало действительности.
Если Анне Ахматовой кто-то не нравился, ему лучше было не расслабляться.
С ней вообще нужно было держать ухо востро. Об Александре Фёдорове, первом мужчине, с которым она целовалась, она писала, что «от него пахло обедом».
В том же 1905 [4] году Анна оказывается возле дачи Саракини [5] в районе Большого Фонтана, одиннадцатой станции парового трамвая на берегу Чёрного моря.
Мать решила показать ей дом Саракини – место, где Анна родилась.
Они спускаются к небольшому домику, и Анна, которая уже начала писать стихи (сочиняла она с одиннадцати лет), говорит матери: «Когда-нибудь здесь будет висеть мемориальная доска».
Мать смотрит на нее и качает головой. «Боже, – говорит она, – как я плохо тебя воспитала».
То же самое всегда говорила мне моя бабушка.
Я живу в Казалеккьо-ди-Рено, то есть фактически в Болонье, и два раза в неделю читаю лекции в Миланском университете лингвистики и коммуникаций. И когда в конце 2021 года Миланский университет Бикокка пригласил меня прочитать короткий курс (четыре лекции) по Достоевскому, я попросил поставить занятия по вторникам, сразу после лекций в университете лингвистики и коммуникаций, коль скоро я все равно проводил этот день в Милане.
Их это устраивало. Курс должен был начаться в марте, четыре лекции по четырем романам: «Игрок», «Записки из подполья», «Идиот» и «Братья Карамазовы», если мне не изменяет память.
Но за неделю до запланированной даты, заехав в Болонью в гости к Тольятти и открыв компьютер, я обнаружил письмо из университета Бикокки.
Тольятти, как я ее ласково называю, – это мать моей дочери.
Открываю письмо и читаю, что ректор Бикокки, посовещавшись с проректором, решила отказаться от моего курса лекций по Достоевскому, чтобы не нагнетать обстановку, особенно внутри коллектива.
Я перечитал письмо три раза.
Так бывает, когда с вами происходит нечто настолько абсурдное, что в это невозможно поверить.
Я перечитывал письмо снова и снова, но ничего не менялось.
Наконец я сел за ответ. «У меня нет слов, – написал я. – Но, думаю, я их найду».
О своем детстве она говорила, что оно было «так же уникально и великолепно, как детство всех детей в мире».
Ее прозвали дикой девочкой, потому что она ходила босиком, бродила без шляпы, бросалась с лодки в открытое море, купалась во время шторма, загорала, пока не облезала кожа.
Родившись недалеко от Одессы, юность она провела в Царском Селе, в двадцати пяти километрах к югу от Петербурга, где в начале девятнадцатого века был основан первый русский лицей; и одним из первых выпускников первого в России лицея был Пушкин (в советское время Царское Село переименовали в Пушкин).
Сюда она попала еще ребенком, здесь поступила в гимназию (позднее закончив ее в Киеве, куда переехала после расставания родителей), здесь, в Царском Селе, она познакомилась с первым мужем, поэтом Николаем Гумилёвым.
Сама она так рассказывает о своей юности: «Царское было зимой, Крым (дача Тура) – летом, но убедить в этом никого невозможно, все считают меня украинкой. Во-первых, оттого, что фамилия моего отца Горенко, во-вторых, оттого, что я родилась в Одессе и кончила Фундуклеевскую гимназию, в-третьих, и, главным образом, потому, что Н. С. Гумилёв написал:
Из города Киева
Из логова Змиева
Я взял не жену,
А колдунью».
Тем же вечером я выхожу в прямой эфир в Инстаграме [6], рассказываю о нелепых отголосках происходящего – о цензуре, которой подвергся Достоевский (тогда я еще не знал, что через несколько дней получу из России фотографию большого рекламного щита, установленного на обочине дороги, с надписью: «На Западе отказались читать лекции про Достоевского. Мы продолжаем восхищаться героями Марка Твена»).
В прямом эфире я говорю, что меня лишили возможности прочитать четыре лекции по Достоевскому, о которых сами меня просили, и что вина Достоевского в том, что он русский.
Даже если он умер в 1881 году. Это преступление, которое не имеет срока давности.
Он русский и должен быть
