...Летом в Петербурге можно знать о наступлении вечера только по заревому пушечному выстрелу; без того нельзя знать об этом наверно, ибо в летнюю пору ночи не бывает. В полночь вы можете читать письмо без свечки. Явление удивительное, не правда ли? Я согласен; но оно надоедает ужасно. Шутка плоха, когда она слишком длинна. Кто может равнодушно вынести безконечный день из целых семи недель?..
...Скажу несколько слов о небольшой поездке, которую я сделал в окрестностях Петербурга. Это было по случаю большого смотра пехотных войск, на котором присутствовал весь двор. Квартиры заранее были заняты для главнейших офицеров и придворных дам; а потому мудрено было достать себе удобное помещение на пространстве трех миль в окружности. Самая бедная деревушка в любом краю западной Европы есть чудо великолепия в сравнении с русскими селениями, состоящими сплошь из лачуг и хлевов, где нечистота является наименьшим неудобством. Поэтому я решился избрать убежищем свою карету, откуда и не выходил. В моем просторном и покойном дормезе я даже принимал визиты, иногда человек пяти в один раз; но особенно оказалось выгодным мое подвижное жилище в том отношении, что с ним я мог переноситься в какое угодно место лагеря и не упустить ни одной занимательной подробности этого зрелища. Оно длилось три дня. На маневрах представлялось подобие военных действий, пускались фейерверки, сделан взрыв крепостцы, - взрыв, который стоил жизни нескольким солдатам, но не произвел сильного впечатления, как ожидавшийся заранее.
...Еще присутствовал я зимою, в день Богоявления, при особенном обряде: я хочу сказать, при водосвятии на реке Неве, покрытой в это время толстым слоем льда. Церемония эта привлекает бездну народа, ибо после водосвятия крестят в реке новорожденных и не посредством обливания, а чрез погружение нагих младенцев в прорубь на льду. Случилось в тот день, что поп (le pope), совершавший крещение, старик с белою бородой и трясущимися руками, уронил одного из этих бедных малюток в воду, и ребенок утонул. Встревоженные богомольцы приступили с вопросом: что значит такое предзнаменование?
- “А это значит”, отвечал с важностью поп, “это значит... вот что: ...подайте мне другого”.
Более всего удивила меня радость родителей бедной жертвы. Потерять жизнь при самом крещении, говорили они с восторгом, значит прямо войти в рай.
Не думаю, чтобы православный христианин мог сделать какое-нибудь возражение на подобный аргумент[7].
Очевидно, что повествователь жестоко завирается: он не мог быть свидетелем невозможной небывальщины и баснословит с чужого голоса других иностранцев-сказочников
...Русские - суевернейший народ в целом свете. Святому Николаю, их патрону, одному воздается более молитв и земных поклонов, чем всем остальным святым календаря в совокупности. Русский молится не Богу: он поклоняется св. Николаю и ему возносит свои моления. Вы найдете здесь везде образ этого святого; его икону я видел и в столовых залах, и в кухнях, и, одним словом, всюду, где бы ни было: это их домашнее божество, их бог - лар. Гость, приехав в дом, должен сперва поклониться изображению святого, а потом уже поздороваться с хозяином. Я видел, как московиты, при входе в комнату, где, по какому-либо исключительному случаю, не было этой иконы, проходили в другия комнаты искать ее. На исподе всех этих обычаев лежит язычество, точно также, как и на дне всех верований, преувеличенно-воспринятых, доведенных до крайних проявлений. Самая забавная несообразность оказывается еще в том, что язык московитский есть чисто-татарское наречие, а между тем, литургия отправляется на греческом[8], так что православные всю свою жизнь твердят молитвы и славословия, в которых сами не понимают ни слова. Перевод молитв на язык общеупотребительный сочтен был бы за дело нечестивое, что внушается духовенством, с целью сохранить собственное влияние и употреблять его в свою пользу.
(Далее Казанова рассказывает не совсем правдоподобную, по обстановке, историю о том, как, с содействием Зиновьева, он купил себе за сто рублей тринадцатилетнюю крестьянскую девочку у родного ее отца. Он называетее Заирой):
...Прогуливаясь близ Екатерингофа вместе с Зиновьевым, мы встретили очень молоденькую, еще неразвившуюся девушку, поразительно-хорошенькую, но дико-застенчивую; при нашем приближении она бросилась бежать; а мы, по ее следам, вошли в избушку, куда она скрылась и где мы нашли ее отца со всею семьей. Девочка спряталась в углу и глядела на нас с тоскливым выражением испуга, как горлица, попадающая на зуб волку.
Зиновьев вступил в разговор с отцом ее. Сколько я понял, речь шла о девочке, потому что она, по знаку своего отца, послушно подошла вперед. Через четверть часа мы вышли из хижины, подарив несколько рублей детям. Тут Зиновьев мне сказал, что он предложил хозяину купить у него дочь себе в служанки, на что тот согласился.
- Сколько же он хочет за это сокровище?
- “Цену непомерную: сто рублей... Вы видите, что тут ничего не поделаешь”.
- Как ничего не поделаешь? Да это просто даром!
- “Так, значит, вы не прочь дать сто рублей за девочку?”
- Еще бы. Только согласится-ли она следовать за мной и принадлежать мне?
- “Она обязана будет к этому, как только поступит в ваше владение, - и если рассудок не вразумит ее, то вы в полном праве пустить в ход палку”.
- Следовательно, не смотря на ее нежелание, я могу заставить ее быть при себе, сколько мне угодно?
- “Без всякого сомнения. - по крайней мере, покуда она не возвратит назад ста рублей”.
- Если я ее возьму, какое жалованье должен ей давать?
- “Ни полушки: только кормить ее да отпускать, по субботам, в баню, а по воскресеньям - в церковь”.
- При окончательном выезде моем из Петербурга, дозволено-ли мне будет увезти ее с собой?
- “Да, только нужно получить на это разрешение, со взносом денежного обеспечения (sous une garantie pecuniaire), ибо эта девушка, прежде чем она раба ваша - есть царская”.
- Вот и все, о чем я хотел знать. Теперь угодно вам будет взять на себя труд договориться о сделке с ее отцом.
- “Хоть сейчас, коли хотите, - и вздумай вы на брать себе целый гарем, так стоит лишь молвить одно слово; в красивых девушках недостатка здесь нет”.
...На другой день утром мы с Зиновьевым опять направились туда; я отдал своему спутнику сто рублей, и мы вошли в избу. Предложение, которое от моего имени заявил хозяину Зиновьев, привело доброго человека в немой восторг и удивление. Он стал на колена и сотворил молитву святому Николаю, потом дал благословение дочке и сказал ей несколько слов на ухо; девочка, посмотрев на меня с улыбкой, проговорила: “Охотно”...
