1 февраля 1942 г.
Публикуется впервые
Отказаться от собственности совсем не трудно. Кичливое, жадное "я" заменяется сотрудническим "мы". "Мое" непрочно, а "наше" уже устойчивее. Живем, как в гостинице, где никто не допытывается, кому принадлежат вещи. Во временном пользовании всякая движимость и недвижимость. Не унести ее за пределы земные.
Все это ясно, но вот как же быть с собирательством? Сколько раз доводилось говорить о красоте собирательства, о развитии народного вкуса, о Культуре, растущей творчеством всего народа. Как же все это претворится, если не будет личных собирателей? Чем же заменится благородная страсть собирательства? Без меценатов не увянет ли достижение художника?
Конечно, без собирательства не прожить. Но в новом строе и оно должно преобразиться. Вместо одиночного, личного, самостного оно станет коллективным. Человек творит, собирая. Так же могут сотрудничать целые группы, и дело лишь выиграет. Что не поднять одному, то удастся сложенным силам. Может быть, таким коллективом будет и семья, если вкусы и стремления ее не противоречивы. Может быть, объединятся группы людей, и собранное достояние может кочевать среди друзей.
Нам приходилось встречаться с коллективными приобретениями, когда несколько лиц в складчину приобретали художественное произведение, и оно временно жило то у одного, то у другого сотрудника, по уговору. Получалась своеобразная жизнь произведения. Оно не застаивалось среди пресыщения, а всегда оставалось желанным гостем — светоносцем, вестником радости.
Почему радость любования должна быть скаредно личною? В коллективе она может выражаться еще сильнее. В каждом строе жизни должна быть охранена радость о творчестве. Ничем, никакими рассуждениями не замените радость. И чем больше народа прикоснется к этой нетленной радости, тем плодоноснее будет народное достижение.
Всеми мерами надо охранить радость народа. Нужно зажечь ее. И сколько маленького собирательства возможно во всех окраинах! Распространение лучших образцов народного творчества! Неисчерпаем этот источник, из него черпали лучшие творцы. Веселый, радостный коллектив бережно охранит давнишнее и новейшее достояние. "Из древних чудесных камней сложите ступени грядущего". Все — для будущего. Народная война, оборона Родины возбудит ярое устремление к своим прекрасным ценностям. Трудности преобразятся в возможности. Велико будущее народа русского, всей единой неделимой семьи народов.
4 февраля 1942 г.
Публикуется впервые
С 26 Октября не было Ваших писем. Можно себе представить, что происходит и с нашими письмами. Переписка становится невозможной. Не знаешь, что дойдет, а что исчезнет. И в каких именно недрах пропадет! Письма в Китай вернулись обратно. Не знаю, дошли ли письма в Португалию. Недавно пришло письмо из Нью-Йорка от какого-то Хермана Б. С. Франссона с двумя дипломами на почетного члена научных обществ — одно в Лос-Анджелесе, а другое на Яве. Адрес Франссона — 1879 Бродвей, комната 805. Пожалуйста, поблагодарите его по телефону за добрую присылку. Я его совсем не знаю, но, может быть, он полезный человек — Вы увидите. Скажите ему, как трудна почта сейчас. Посылаю Вам мой записной листок "Подвиг". Можно напечатать где-нибудь в добром месте. Надо бы это замечательное русское слово внести в словари. Ведь биософы протолкнули в словари слово "биософия", а ведь подвиг куда важнее. Если "указ" внесен в словарь, то непереводимое понятие подвига тем более заслуживает первое место.
Что-то творится в наших разных обществах? Жив ли Конлан? Что Лукин? Даже и не вообразить, в каких положениях оказались друзья. На днях на юге Индии составилось наше Общество с очень выдающимся комитетом. Даже странно было увидеть, что и среди Армагеддона создается культурное дело, привлекшее к себе лучших людей. В Буэнос-Айресе "маленький" человек продолжает печатать мои статьи, конечно, оттиски доходят страшно медленно. А военные действия, верно, и совсем пресекут пересылку. Жизнь постепенно дорожает, вероятно, и у Вас те же обстоятельства. Как продвигается Ваш Комитет Красного Креста? Нет ли интересных встреч? Несмотря на все армагеддонные трудности, думайте о новых и молодых. Часто именно среди трудностей выявляются ценные сотрудники. Очевидно, и в С. Луи и в Лос-Анджелесе имеются хорошие друзья и такие же и в разных других городах. Когда в мире столько ненависти, то каждое дружеское явление особенно радостно. Привет друзьям! Пусть и пламя "Фламмы" не поникает. Такие пламенные зерна хранят свою жизненность. Буря пронесется, и солнце опять обогреет землю-страдалицу.
6 февраля 1942 г.
Публикуется впервые
Наверно, вы думаете, что речь идет о каких-то великолепных созиданиях, о красоте построений, о новых завоеваниях науки! Как бы не так! Разочаруйтесь! По армагеддонным условиям — все наоборот.
Эпитет "великолепный" уже не принадлежит к чему-то созидательному. И работа вовсе не означает нечто положительное. Местные газеты и радио пышно сообщают о "великолепной работе" ("магнифисент уорк") разрушения. Бегущее войско "великолепно" уничтожает свои же достижения. Конечно, при отступлении многое неминуемо уничтожается, ничего не поделать! Дело не в стратегических приемах, а в выражении, широко прокатившемся по всему пространству. Вчера "великолепно" взорвут свои мосты. Сегодня "великолепно" уничтожат свои пути сообщения. Завтра "великолепно" прекратят музеи. Затем можно и "великолепно" закрыть школы. Нет края таким "великолепиям".
О разрушении полезных построений следует сожалеть, но кому же придет в голову назвать великолепной разрушительную работу своих же инженеров на своей земле? Кто-то скажет, что газеты выразились неудачно, вот и все, и говорить дальше не о чем.
Так ли? Не означают ли такие "неудачные" выражения огрубение и одичание? Слова начинают применяться извращенно, а читатели и слушатели в своем смятенном мозгу запомнят о "великолепии" разрушений. Молодежь подумает, как славно разрушить культурное достижение. Ох, как накрепко влезают в мозг крикливые словечки!
Да, докатились люди до апологии разрушений. Даже не исчислить всего ущерба Культуре, совершаемого ежедневно, у всех на глазах. Половина всего уничтоженного составила бы счастье многих поколений. Расцвело бы просвещение. Нашла бы работу бедность. Не одеревенела бы молодежь, видя, как дозволено разрушение.
Мало того, для определения разрушений употребляются прекрасные слова. Можно ли сказать: "Великолепное уничтожение культурных достижений"? Вчера казалось, что такую дичь нельзя сказать, а сегодня англо-индийское радио это выкрикивает, и газеты широко напоминают людям о "великолепной работе" разрушений. Экое несчастье, что в обиход влезла такая дикость!
