- Летать, что ли, будешь?
- Собираюсь, если получится.
- А не страшно? Говорят, что каждый третий летчик разбивается.
- Кто это говорит?
- Так в народе гутарят.
Дед рассказал и про себя: что он живет в деревне, а сейчас вот едет в гости к сыну - командиру Красной Армии.
- Шпалу он носит у меня, - не без гордости заявил он.
И вот состав увез моего попутчика дальше, а мне предстояло добраться до училища. В таком большом городе, как Челябинск, я оказался впервые. Здесь все мне было в диковинку: и широкие, покрытые асфальтом улицы, и оживленные гудки автомашин в перемежку с трамвайным перезвоном. Особенно меня поразила масса людей, снующих (как мне тогда казалось) без дела в разных направлениях.
До авиационного городка я добрался в середине дня. Вокруг массивного П-образного здания размещалось несколько жилых домов и подсобных помещений.
В тот же день нас распределили по отделениям, отрядам. Сводили в баню и выдали солдатское обмундирование зеленого цвета - хлопчатобумажную гимнастерку и брюки, кирзовые сапоги, портянки, пилотку, ремень. Так началась моя солдатская жизнь. В первое время мы изучали уставы, занимались строевой и физической подготовкой.
Хорошо запомнился мне ритуал принятия военной присяги, так много значивший для юноши, вступающего в Красную Армию. Накануне нам выдали выходное обмундирование: зеленую суконную гимнастерку, синего цвета брюки и пилотку. Объявили порядок принятия присяги. Было это 22 февраля 1939 года.
- Курсант Евдокимов, для принятия военной присяги выйти из строя, объявляет командир роты.
- Есть, - отвечаю и выхожу из строя.
Когда я повернулся лицом к строю, мне вручили текст военной присяги: "...Я, гражданин Советского Союза, вступая в ряды Красной Армии, клянусь..."
Глухим от волнения голосом читаю я (хотя содержание военной присяги я накануне выучил наизусть). По окончании чтения, против своей фамилии ставлю свою подпись. С этого дня все требования воинских приказов, распоряжений, уставов в полной мере относятся ко мне, как к полноправному воину нашей славной Красной Армии.
Описанный порядок принятия военной присяги был введен впервые. До 1939 года воины приносили клятву на верность Родине коллективно в строю во время парада в день 1 Мая. После принятия военной присяги круг наших обязанностей расширился - нам доверили нести караульную службу.
В расписание занятий были включены такие дисциплины как самолетовождение, бомбометание, воздушная стрельба, метеорология, связь, материальная часть самолета, аэродинамика, авиационная картография, воздушное фотографирование, авиационная астрономия.
До мая мы изучили материальную часть, оборудование таких самолетов, как У-2, Р-5, ТБ-3, то есть тех самолетов, которыми располагало на этот период училище. Наконец, нам объявили: "Назавтра ознакомительные полеты на У-2". Волнуемся. Была команда: "Отбой", но что-то не спится, и не потому, что сомневаюсь в выполнении задания - оно было более, чем скромным - по требованию инструктора докладывать показания приборов и опознать в полете характерные ориентиры в районе аэродрома, а скорее всего из-за боязни плохого самочувствия в полете (о том, что многие начинающие летать курсанты первые полеты переносят плохо, мы не раз слышали от старшекурсников и преподавателей), результатом которого, как правило, было отчисление из училища.
Рядом с моей кроватью стояла кровать Синькова. Слышу, как под ним скрипит сетка. Поворачиваюсь в его сторону, и шепотом спрашиваю: "Не спишь?"
- А что?
- Волнуешься?
- Да брось ты, - успокаивает он меня, - не мы первые и не мы последние.
И, видимо, поняв, что меня волнует, добавил:
- Зря, что ли, мы занимаемся с тобой спортом. Все хорошо будет. Спи.
Утро в день полета выдалось тихое и ясное. После завтрака, надев летные комбинезоны и захватив-с собой шлемофоны и планшеты, заправленные картой и бортовыми журналами, мы двинулись на аэродром. Моя очередь лететь была за Н. Беловым. Вот самолет, на котором он летал, коснулся колесами земли, пробежал метров 200, развернулся на 180° и подрулил к месту старта. Подбегаю к самолету и жду, пока Н. Белов освободит кабину.
- Ну, как? - спрашиваю его.
В ответ он поднимает вверх большой палец. Инструктор мотор не выключает. Забираюсь в кабину, пристегиваю парашют, подключаюсь к переговорному устройству и докладываю: "Курсант Евдокимов к полету готов".
Вижу, как сектор газа с левой стороны кабины плавно двинулся вперед. Мотор запел на высоких нотах, и самолет тронулся с места, все убыстряя свой бег. Вот колеса перестали стучать о неровности аэродрома, и самолет перешел в набор высоты. Встречный поток воздуха, огибая прозрачный козырек кабины, больно хлещет незаправленным концом шлемофона по щеке. Заправив конец шлемофона, осмотрелся. Аэродромные пристройки уменьшились в размерах. На горизонте появилось много других ориентиров. На запрос инструктора докладываю:
- Высота 400 метров, скорость - 120, курс - 180°.
Самолет делает левый крен. Оба правые крыла закрывают синеву неба, а левые - опустились к земле.
- Покажите, где находится аэродром, - слышу голос инструктора.
Мысленно прикидываю - аэродром должен быть сзади слева. Обшариваю горизонт с левой стороны, сквозь расчалки, стягивающие крылья, вижу маленькое с высоты белое полотнище на зеленом фоне в виде буквы Т. Выбрасываю в сторону аэродрома левую руку, но ее тут же отбрасывает встречным потоком назад. Инструктор оглянулся и, улыбнувшись, кивнул головой.
- Докладывайте по переговорному устройству, а то останетесь без рук, слышу его голос.
После непродолжительного полета летчик переводит самолет в планирующий полет в направлении аэродрома. Когда самолет касается земли, я с облегчением вздыхаю. На линии старта по знаку инструктора покидаю самолет. Мое место занимает курсант Гареев.
Второй полет был выполнен по треугольному маршруту, неизвестному для курсанта. В задачу курсанта входило - опознать поворотные ориентиры и записать в бортовой журнал их название, время прохода, показания высоты, скорости и курса. За оба эти полета я получил отличные оценки.
После этих полетов нас допустили к полетам на учебное бомбометание с самолета Р-5. Это был двухместный биплан деревянной конструкции с матерчатой обшивкой крыльев конструкции Поликарпова (1928 г.), с мотором водяного охлаждения М-17. Самолет имел максимальную скорость 230 километров в час, что по тому времени было немало. Выпускался самолет в качестве разведчика. Надежность конструкции, хорошая устойчивость и управляемость, простота в пилотировании снискали ему большое уважение среди летного состава. В сентябре 1930 года звено таких самолетов выполнило полет по маршруту Москва - Анкара - Тбилиси - Тегеран. Принимал самолет участие и в боевых действиях против немецко-фашистских войск в начальный период войны.
