И кто знает, не припомнились ли ему в этот момент слова адмирала фон Эссена, в свое время командовавшего Балтийским флотом, сказанные во всеуслышание на линейном корабле "Император Павел I" (впоследствии "Республика") еще в 1915 году.
Произошло это на практических стрельбах, которыми управлял командующий флотом.
Дыбенко, служивший на атом корабле, стоял на своем посту у дальномера и неоднократно поправлял ошибавшегося в расчетах адмирала.
Раздосадованный Эссен рявкнул:
- Тебе или на моем месте быть или в тюрьме сидеть!..
- Есть, ваше высокопревосходительство, - невозмутимо ответил Дыбенко. Могу делать и то и другое...
Волей революции и победившего народа история зло подшутила над издевательским пророчеством царского адмирала барона фон Эссена. Упрятанный Керенским в тюрьму, матрос Дыбенко меньше чем через два месяца после выхода из нее стал командующим всеми Военно-морскими силами Советской республики.
Однако ничто - ни головокружительный личный успех, ни скользкие соблазны популярности и славы - не вынудило Дыбенко поступиться принципами, верность которым он доказал на всем своем пути матроса-большевика.
Характерным примером верности этим принципам было выступление Дыбенко на I съезде моряков Военного флота в декабре 1917 года в присутствии Владимира Ильича Ленина. Заслуги Дыбенко в борьбе за утверждение Советской власти были общепризнаны, поэтому съезд решил отметить их присвоением матросу-наркому высокого воинского звания. Одни делегаты предлагали произвести Дыбенко в капитаны 1 ранга, другие - в адмиралы, третьи - в почетные граждане флота.
Конец спору положил сам Дыбенко.
"Товарищи, - сказал он, - позвольте мне поблагодарить вас за оказанное внимание и внести предложение. Я начал борьбу в чине подневольного матроса. Вы меня произвели в чин свободного гражданина Советской республики, который для меня является одним из самых высших чинов. Позвольте в этом чине мне и продолжать борьбу".
Таким бескорыстным борцом за интересы народа предстает Дыбенко и в своих записках, впервые опубликованных в 1919 году в разгар гражданской войны. Эти записки, вновь выпускаемые Военным издательством, воскрешают в памяти старших поколений героическое время революционных событий, которыми началась на земле социалистическая эра в истории человечества. Эти записки помогут следующим поколениям увидеть в примечательных деталях путь "из недр царского флота к Великому Октябрю", пройденный множеством простых людей - матросов, одним из которых был большевик-ленинец Павел Ефимович Дыбенко.
Евгений ЮНГА
Часть первая. В царском флоте
Петроград. Крюковские казармы. Собранные с различных концов царской России в мрачную, неприветливую казарму, новобранцы украдкой пытаются заговаривать друг с другом. За ними неустанно следит недремлющее око верного сверхсрочнослужащего унтер-офицера - "шкуры", как обыкновенно называли во флоте сверхсрочников.
Медленно шагая взад и вперед, он от поры до времени покрикивает:
- Что, матушка-деревня, не наговорились? Вам тут не деревня собираться кучкой и болтать. В строй попадете - мы там всю дурь из вас выбьем.
Встреча и привет... От таких слов кое-кого жуть берет. Что же будет, когда в строй поставят?..
За десять дней обитатели Крюковских казарм привыкают к своему новому положению. "Начальство" не раз уже успело обложить матом и надавать зуботычин. Служба царю-батюшке началась...
Наступает день разбивки. Является комиссия. Громовая команда:
- Встать! Смирно! Не шевелись!
Лейтенант в сопровождении кондукторов и врача обходит новобранцев и опрашивает, чем занимался до службы, грамотен или нет, где жил, был ли под судом и если был, - за что.
Дошла очередь и до меня. Отвечаю.
- Окончил четырехклассное городское училище, жил в Новоалександровске Ковенской губернии, в Риге, Либаве.
Председатель комиссии прерывает:
- Во Второй Балтийский. По росту годился бы в гвардейский экипаж, но...
В документах у меня значилось: "Рижское полицейское управление... Политически неблагонадежен".
На следующий день группа новобранцев с котомками за плечами и с сундучками в руках под командой унтер-офицера направилась в Кронштадт во Второй Балтийский экипаж.
Царский смотр
Серое, промозглое утро. 1-я рота Второго Балтийского экипажа, одевшись в первосрочное обмундирование, в строю во дворе ожидает ротного командира. Полуротный, мичман Павлов, одетый в парадную форму, лениво прохаживается возле роты. Сегодня он как будто не пьян. Все как-то привыкли, что полуротный Павлов никогда трезвым не бывает. Зато, если он на занятиях бывает, больше часу не занимаешься. Не любит он занятий. В офицерский клуб все тянет. Никого не наказывает - добрый. За это его матросы любили.
Встрепенулся Павлов, пробасил:
- Сми-и-рно! Господа офицеры!..
Быстрыми шагами, стройный, красивый, с вечной улыбкой на лице, подходил ротный фон Либгард. Этот - не то, что Павлов. Любил иногда либеральничать, но был строг, суров, подчас жесток.
Поздоровался и стал объяснять роте, что сегодня - торжественный день, день присяги. В этот день матрос дает клятву перед богом и святым евангелием служить верой и правдой царю, и после присяги всякий поступок карается строже, по всем законам. Скомандовал роте: "Направо - шагом марш", - и к экипажной церкви - давать клятву.
Поп, сказав напутственное слово, начал медленно, по-евангельски, читать клятвенные слова. Поклялись, приложились к кресту и "святому" евангелию. Церемония кончилась. Все как-то по-праздничному повеселели. Но, конечно, не потому, что дали богу клятву, почему теперь еще строже будут наказывать, а потому, что теперь можно хотя бы изредка вырваться из казармы и пойти в город. Правда, это было не из больших удовольствий: пойдешь в город - лучше за город удирай, а в городе останешься - на "ваше превосходительство" напорешься, во фронт не так встанешь - 6 суток в карцере "отдохнешь". А все же, как ни страшен карцер и как ни странно, первый раз выйдя в город, отдавать честь и становиться во фронт - жаждешь попасть без команды в город, встретить старых моряков с кораблей, узнать и порасспросить их о житье-бытье на кораблях.
Пятое марта{1}. После предварительной репетиции на плацу в Царском Селе, где "изволили" сделать смотр адмирал Зиллоти и остаться недовольным 1-й ротой, ротный фон Либгард был мрачен и суров. Все надежды молодого мичмана получить царское "спасибо" рухнули. Только утром адмирал Пономарев подбодрил его: 1-я и 5-я роты будут представлены царю. Перед смотром был сделан самый тщательный и поголовный осмотр всей роты. Все карманы выворотили, - не запрятаны ли у кого боевые патроны...