Когда Варвара узнала, что муж собирается купить аэроплан, она поняла, что это опаснейшее занятие летать на механической машине не кончится быстро, как очередное модное увлечение ещё одной технической новинкой. Дело шло к превращению её мужа и его детей в профессиональных пилотов, которые будут днями пропадать на этом опасном аэродроме и находиться в воздухе многие часы. Она прекрасно знала, как часто гибнут лётчики. И перспектива остаться вдовой или потерять детей делала её непреклонной в домашней «войне» против покупки самолёта.
Но сражение она проиграла. Доводы мужа и его сыновей были настолько убедительными и вескими, что она сдалась. Они говорили о техническом прогрессе, о невиданном и перспективном скачке авиации, который перевернёт весь уклад жизни человечества, и о том, что лучшие представители русского народа не могут быть в стороне от этого феноменального явления и должны непременно принять в нём участие.
Вскоре в ангаре Гатчинского аэроклуба появился новенький «Фарман» с мотором «Гном», приобретенный у французов через фирму «Иохим и К°». Он принадлежал знаменитому певцу Николаю Северскому, которого в авиационных кругах Петербурга знали как поручика Николая Георгиевича Прокофьева. Аэроплан был очень дорогой и стоил 14 тысяч рублей. Николай опробовал в воздухе своё приобретение и остался доволен. Затем взлетел и его младший сын Георгий. Он был любимцем всего аэродрома, и за ним закрепилось имя Жорж.
Аэродром в Гатчине жил своей напряжённой жизнью и издалека напоминал муравейник. На взлётно-посадочной полосе всё время взлетали и садились аэропланы. Рядом на поле рулили учебные «Фарманы» с курсантами. И тут и там находились регулировщики с флажками, оберегающие аэропланы от столкновения. По аэродрому ездили автомобили с разными грузами. На стоянках перед ангарами вокруг самолётов суетилось множество механиков и пилотов.
Только год назад командование Офицерской воздухоплавательной школы, готовившей пилотов аэростатов и дирижаблей, решило, что пора готовить русских пилотов и механиков самолётов. Во Францию, в авиационные школы Блерио, Антуанетт и Фармана были командированы шесть офицеров для обучения полётам и шесть нижних чинов для освоения обслуживания самолётов. Вернувшись с дипломами, они стали инструкторами в Гатчинском аэродроме и подготовили здесь много пилотов и механиков самолётов.
Аэроплан Прокофьевых полностью покорился отцу и сыну. Они много летали и уже считались опытными авиаторами. Но, если для Николая Георгиевича полёты в небе над красивейшими просторами земли были волнительным и увлекательным хобби, то для Жоржа это был путь обретения профессии. В авиашколе его стали приглашать обучать новичков в качестве инструктора, а конструкторы новых самолётов из мастерских на краю аэродрома начали доверять ему лётные испытания своих творений.
Какую же белую зависть испытывал кадет Александр Прокофьев, когда ему удавалось вырваться на аэродром и наблюдать полёты отца или брата. Он для себя уже твёрдо решил, что обязательно будет лётчиком. Но пока строгий распорядок и напряженный учебный план Морского корпуса не позволяли ему осуществить заветную мечту.
Но вот наступил 1914 год – последний год обучения Александра. Он уже в старшем классе и гордо носит красивое звание гардемарина. Теперь их обучают всему тому, что должен знать и уметь боевой морской офицер. В составе Второго Балтийского экипажа он уходит в учебное плавание на канонерке «Бобр». Стойко переносит морскую качку даже в сильный шторм и легко управляется с торпедными аппаратами. И тут война – большая, длительная и кровопролитная – Первая мировая. Выпуск гардемаринов в Морском корпусе задержался до декабря. Успешно сдан последний экзамен, и в торжественной обстановке зачитывается высочайший указ о присвоении Александру Прокофьеву офицерского звания мичмана. Вот он, офицерский мундир и погоны с одним просветом! Ему только двадцать лет, и вся жизнь впереди. Но идёт война, и он как боевой офицер должен драться с врагом. Морские сражения уже рисовались в его воображении. А тут оказалось, что корабль, к которому он приписан, стоит в доке на ремонте.
Надо учиться летать! Эти слова бесконечно повторял Александр и писал рапорты начальству. Оказалось, что в это время его желание совпало с потребностью флота. Ещё за два года до войны Морской Генеральный штаб обосновал необходимость создания морской авиации. Самолёты флота должны вести разведку, охранять корабли и базы, а также наносить бомбовые удары по морским целям. Приказом Морского министра Григоровича от 18 мая 1912 года на всех флотах России начали формироваться авиационные подразделения. Тогда же, помимо Гатчины, морских лётчиков начали готовить на Офицерских теоретических курсах авиации и воздухоплавания имени В. В. Захарова на кораблестроительном отделении Политехнического института в Петербурге. Эти курсы существовали на проценты от пожертвования гражданина Франции, Василия Васильевича Захарова. Сейчас, в начале 1915 года, нехватка морских лётчиков стала очевидной и для начальства. Рапорт мичмана Прокофьева был удовлетворен, и он командируется на Офицерские курсы при Политехническом институте.
Здесь преподают теорию полёта, конструкцию самолётов и авиационных двигателей, приборное оборудование самолётов и их вооружение, а также тактику боевого применения авиации. После завершения теоретического курса офицеры направляются в лётные школы для обучения полётам. Мичман Прокофьев получает назначение в Гатчину. Тут его младший брат Георгий, будучи уже инструктором по лётной подготовке, берётся сделать из Александра пилота.
Александр учится летать на «Фармане», 1915 год
Старенький и надёжный «Фарман» оказался самым подходящим для первоначального обучения, и Саша, волнуясь как школьник, облачившись в лётную форму, занимает совершенно открытое место пилота.
Весна 1915 года была в Гатчине тёплой и солнечной. Братья трудились со всей ответственностью. Через неделю после вывозных полётов и рулёжек в отведённом для этого секторе аэродрома Александр вылетел на «Фармане» самостоятельно. Третий Прокофьев начал свою лётную жизнь. Вся программа обучения полётам была пройдена, и мичман Александр Прокофьев уже собирался возвращаться в Петербург в Политехнический институт для сдачи выпускного экзамена. Но у его флотских начальников были другие планы. Они решили сделать из него боевого лётчика и откомандировали мичмана в Севастопольскую авиашколу для освоения скоростного «Вуазена». У этого самолёта уже была полузакрытая кабина и мощный звездообразный мотор с толкающим винтом.
