— Тягач сюда, скорее давайте! — кричал Николай в открытую форточку кабины, наблюдая за снижающимися для посадки другими бомбардировщиками. Подошедший трактор оттащил его самолет в сторону, и остальные "Петляковы" начали беспрепятственно садиться на свободную полосу.
Ранение Колесникова оказалось не опасным, и он наотрез отказался ложиться в госпиталь. Снова, как уже случалось не раз, этот невысокий, худенький человек проявил твердую волю и самообладание.
К вечеру в полку появился боевой листок, в котором рассказывалось о смелых действиях экипажа младшего лейтенанта Н. Д. Колесникова и братьев Кафоевых, выигравших воздушный бой с шестеркой "мессершмиттов".
Летный день закончился благополучно. Эскадрильи совершили по три боевых вылета на бомбометание огневых позиций вражеской артиллерии, обстреливающей Ленинград. За день мы уничтожили четыре артбатареи, два склада боеприпасов, подожгли военный объект в районе поселка Коркули. Наши истребители сбили два "мессершмитта", а сами возвратились без потерь. Правда, многие самолеты получили серьезные повреждения. Техникам и младшим авиаспециалистам пришлось немало поработать, чтобы к утру отремонтировать эти машины.
В неослабевающем боевом напряжении дни проходили быстро. Они приносили не только тревогу и огорчения. Были и радости. Больше всего окрыляло то, что сложные задания мы выполняли без потерь, хотя каждый экипаж совершил уже около двух десятков вылетов. Постепенно накапливался опыт, росло летное мастерство.
В нашу землянку нередко заглядывал заместитель командира полка по политчасти подполковник Александр Степанович Шабанов. Внешне строгий, даже несколько суховатый и суровый, он был душевным, заботливым человеком, знающим свое дело политработником, умел поднять настроение людей, воодушевить их на успешное выполнение боевых заданий, делал все возможное для удовлетворения бытовых нужд и духовных запросов личного состава.
В одной из бесед с замполитом мы сказали, что нам очень хотелось бы посмотреть Ленинград, который защищаем вот уже несколько месяцев. С воздуха видим город каждый день, а вот на улицах ни разу не были.
На следующий день А. С. Шабанов снова появился у нас.
— Хотите сходить на спектакль в Выборгский Дом культуры? — спросил он, выкладывая билеты на стол. — Заодно и город посмотрите.
Узнав, что с эскадрильи сняли боевую готовность, мы согласились.
Народу набралось полный автобус.
— Все? — спросил Раков.
— Двоих нет, — отозвался кто-то из летчиков.
Как всегда, пришлось дожидаться Григория Пасынкова и Харитона Сохиева. Они больше других тратили времени на сборы и обычно последними выходили из общежития. Вот и теперь друзья торопливо шли к автобусу, застегивая на ходу кителя.
— Даже перед зеркалом покрутиться не дали, — упреждая упреки, пошутил Г. В. Пасынков.
Этот юноша с серо-голубыми глазами и светлыми вьющимися волосами находился,на фронте почти с самого начала воины. Он достаточно хлебнул горечи во время отступления наших войск. В ноябре 1941 года при нанесении бомбового удара по скоплению вражеских войск на подступах к Ленинграду самолет Пасынкова был сбит. Но летчик не растерялся и посадил горящий СБ на водную гладь Невы.
После переучивания на Пе-2 Григорий Пасынков весной 1942 года снова вернулся в родной полк. В боях за Ленинград изо дня в день росло его летное мастерство. Вскоре он стал командиром звена.
Харитон Сохиев земляк Пасынкова. Он родился и провел детство в городе Орджоникидзе. Черная шевелюра, крупный, чуть опущенный нос, орлиный взгляд. Весельчак и балагур в общении с товарищами, Сохиев преображался, когда получал боевое задание, становился собранным и серьезным. Всего за три месяца пребывания на фронте он проявил себя смелым и искусным бойцом. О Харитоне уже не раз писала флотская газета.
...Наш автобус мчался по пустынным улицам Ленинграда. Все были в приподнятом настроении. Но пожалуй, больше всех радовался поездке штурман Николай Шуянов. Ленинград — его родной город. Здесь он вырос и начал работать, здесь впервые полюбил и нашел подругу жизни. Перед самой войной Николай, простившись с женой, уехал на учебу в авиационное училище. Но теперь они находятся поблизости друг от друга, и Клава иногда приезжает к мужу в общежитие.
С волнением смотрели мы на Ленинград, который два года находился в тисках вражеской блокады. Всем своим видом город-фронт как бы показывал непоколебимую решимость выстоять под натиском немецко-фашистских полчищ. Со стен домов, исклеванных осколками бомб и снарядов, бросились в глаза надписи: "Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна!" Витрины магазинов, когда-то сверкавшие праздничным убранством, были заколочены досками, Медный всадник заботливо обложен мешками с песком.
Вдоль тротуаров тянулись аккуратные грядки. Земля, свободная от камня и асфальта, не пустовала. Острая нехватка продовольствия вынуждала ленинградцев вскапывать под огороды не только пустыри, но и скверы, парки, палисадники.
Изменился и облик людей. Усталые и исхудавшие, они в то же время стали еще более гордыми и непокорными.
Вот и Выборгский Дом культуры. Зал до отказа заполнен зрителями. В тот вечер шел спектакль, поставленный по роману А. И. Гончарова "Обрыв". Занавес поднялся, и представление началось. Мы смотрели на сцену затаив дыхание. На какое-то время забылись даже суровые фронтовые будни. На душе стало по-праздничному светло.
Но радость длилась недолго. На улице, где-то поблизости, раздался взрыв. За ним последовали второй, третий. На сцену вышел администратор и объявил, что представление прерывается, начался обстрел города, снаряды рвутся в районе Дома культуры, необходимо всем немедленно освободить зрительный зал и укрыться в бомбоубежищах.
Мы выбежали на улицу. Выли сирены, динамики разносили громкий голос диктора, настойчиво предлагавшего гражданам спуститься в укрытия. Мы сели в автобус и, не дожидаясь конца обстрела, помчались на аэродром. На улицах под градом осколков падали люди, сновали санитары с носилками, подбирая раненых.
На Лесном проспекте я увидел из окна автобуса упавшую маленькую девочку. Она не успела перебежать на безопасную сторону улицы. На асфальте, около ее маленькой головки, темнело пятно крови.
Наконец мы выскочили на окраину города. Взрывов снарядов не стало слышно, автобус сбавил ход, а через несколько минут остановился у общежития.
В ту ночь я долго не мог уснуть. Мучили видения. Перед глазами вставали то актеры, игравшие на сцене, то люди, замертво падавшие на городских улицах, то окровавленный труп девочки. Только под утро удалось забыться и немного поспать.
