Иван Семенович отчетливо помнил предысторию направления «щуповых бригад» из Краснодара в районы.
«…После исторического постановления о политическом положении в деревне, принятого крайкомом партии с участием т. Кагановича и ряда членов ЦК партии, краснодарская партийная организация выдвинула из своей среды лучших людей на борьбу за осуществление этого постановления… Сотни лучших товарищей, коммунистов и беспартийных, работали как в Краснодарском районе, так и во многих других районах Кубани. О том, сколько человек у нас было занято на этом деле, можно судить по примеру станицы Старокорсунской (из Старокорсунской, как и из Старомышастовской, отмечается в том же документе, «много народа было выслано». В конце 1933 года Краснодарский район принял свыше двух тысяч переселенческих хозяйств, а «бывшая чернодосочная станица Старокорсунская вышла «в передовые»…), где руководители щуповых бригад составляли не менее ста с лишним активистов городской партийной организации и беспартийных рабочих».
Кстати, уместно отметить, что самого Льва Исааковича Ароцкера, одного из «чистильщиков» кубанских районов, в мае 1937 года как якобы «активного участника троцкистско-зиновьевской диверсионно — вредительской организации» вскоре и расстреляют. Беспредел царил повсеместно.
Иван Семенович Богданов много раз задумывался о причинах огромных перегибов в классовой борьбе, но так и не мог решить: соглашаться или, напротив, протестовать против постановления 5–й городской партконференции, в работе которой в июле 1936 года принимал участие. «Мы имеем новый большевистский Краснодар», — утверждал докладчик. А вот другие его доводы Богданов принять не мог. Там приводились странные, противоречивые и, что особенно мучительно, фальшивые аргументы.
«…Именно сейчас классовый враг отказался от открытой борьбы с советской властью. Такого идиота, который бы вышел и начал кричать, что он против советской власти, — вы не найдете. Это будет или ненормальный человек, или в нетрезвом состоянии. Но то, что у нас на соответствующих участках ведется подрывная, вредительская, диверсионная, шпионская работа, для нас, коммунистов, это аксиома, которая не требует доказательств. И в Краснодаре у нас имеются факты, которые это подтверждают. Нужно не забывать о том, что Краснодар является цитаделью в прошлом контрреволюции. Если станица Пашковская и прилегающие станицы в прошлом формировались преданнейшими белогвардейскими частями генерала Корнилова и других генералов, то же самое и по Краснодару. Поэтому контрреволюция имеет здесь охвостье, на которое опирается и использует… Нужно быть бдительным. Нужна колоссальная помощь Краснодарскому управлению государственной безопасности».
Однажды Иван Семенович имел прямой и, как ему показалось, откровенный разговор с первым секретарем крайкома ВКП(б) Михаилом Ивановичем Марчуком. Богданов ценил именно то, что Марчук предложил ему высокую должность председателя крайисполкома, однако он никак не мог в душе согласиться с творившимися безобразиями. Положительно оценивал он также и путь, который к тому времени прошел Марчук: уполномоченный особого отдела XII Армии после демобилизации работал заведующим орготделом и секретарем Елакомского уездного комитета РКП(б) Московской области, затем начальником губернского ОГПУ. С 1925 года — снова на партийной работе (секретарь Сасовского уездного комитета ВКП(б), заместитель председателя Рязанской губернской и окружной контрольных комиссий, помощник секретаря Закавказского крайкома ВКП(б), инструктор Московского горкома партии).
На Кубань Марчук прибыл с должности председателя Ивановского райисполкома. А если учесть, что он из простой крестьянской семьи, в детстве пас коров, затем стал работать плотником по найму, то вообще получалось, что Марчук плоть от плоти из народа, в доску свой.
— Михаил Иванович! Ты не взыщи, но хочу спросить тебя, не кривя душой, зачем мы губим и калечим людей?.. — Богданов сделал паузу, цепким и оценивающим взглядом пронизывая Марчука, затем добавил. — Нам же этого история никогда не простит!
Марчук круто развернулся и, заложив палец за широкий офицерский ремень, который он, казалось, никогда не снимал, отрывисто начал говорить: «Товарищ Богданов! В стране идет классовая борьба. Это факт. Жестокая и бескомпромиссная борьба. И нечего распускать сопли. Мы солдаты партии и возложенные на нас задачи выполним до конца!»
Богданов так и не понял из всего длинного разговора: откровенно говорит или хитрит Марчук, никому не доверяя своих потаенных мыслей. Изображает из себя солдата партии либо в самом деле партийный большевик, которому все нипочем.
А между тем жизнь шла своим чередом и страна готовилась к выборам в Верховный Совет и празднованию 20–летия Октября.
В те годы праздники были редкостью. Государственных два — Октябрьской революции и 1 Мая и неофициальный один — Новый год, который, правда, был в запрете до 1935 года. Церковные же по распоряжению властей были, так сказать, не рекомендованы к празднованию и отмечались только в некоторых семьях и то тайно.
К революционным праздникам готовились.
Но вовсе не празднованием юбилея революции вошел 1937 год в историю, он оставил другую память: сотни персональных и уголовных дел, траншеи братских могил… «Аресты катились по улицам и домам эпидемией», — напишет потом А. Солженицын. В этом поразившем страну беспределе Кубань не была исключением, скорее наоборот, ее «контрреволюционное прошлое» обязывало соответствующие инстанции к повышенной бдительности. Атмосфера всеобщих подозрений, оговоров и доносительства, питаемая импульсами сверху, была настолько накалена, что любые проблемы рассматривались прежде всего через призму «вредительства». Сейчас это кажется неправдоподобным, но тот факт, что в Краснодаре, с дореволюционной поры испытывавшем трудности с водоснабжением, на каждого жителя приходился 31 литр воды вместо 100 по норме, газета «Большевик» комментировала следующим образом: «Враги народа особенно большой вред нанесли населению города в отношении водоснабжения…»
Проблем в городе было много, следовательно, «вредителей» и «шпионов» тоже. С мая 1937 по май 1938 года из городской партийной организации, насчитывавшей три с половиной тысячи коммунистов, по политическим мотивам («враги народа», «за связь с врагами», «как пособники врагов народа», «за контрреволюционные разговоры», «притупление классовой бдительности» и т. п.) было исключено 180 человек, то есть практически каждый двадцатый: в самом бюро горкома ВКП(б) «выявлено» 12 врагов народа. Как правило,
