Иван Чистяков - Сибирской дальней стороной. Дневник охранника БАМа, 1935-1936

День пуст как торичеллиева пустота. Лодырничают все, но я не могу, какая от этого польза? Никакой! Хорошо, что погода хорошая, не так гнетет.

Живет в отряде Сапожников втихаря. Посмотрим, что скажет после обеда подразделений.

Готовятся к зиме, а работы не хватает, ф-ги бросают с места на место, подбирая остатки. Если не уволят в ноябре, придется решиться на крайность, уехать в отпуск и не приехать. Вот жизнь!!! Хренков не просится в отпуск, по-видимому, думает с концом уволиться. Я понимаю так!

Должен бы быть выходной, но устроили день командирской учебы. Что за день?!. Камушкин читает по курсу стрельб 1-ю задачу, ну и все. Я и сам мог бы прочитать, даже лучше его. Борисов в своем обещании о подъеме в работе говорит:

— Вторые пути кончим, что ж, тут осталось 2 м-ца, а там видно будет.

Оказывается, что и у Борисова нет категории, Камушкин тоже самоучка. А вот его слова, показывающие, каковы у него знания и желание работать:

— Этот день застал меня врасплох, я не подготовился (день комучебы). Я самоучка, поэтому проводить занятия, как должно быть, не могу.

Спрашивается, как могут руководить такие начальники и [как] хватает у них нахальства проводить занятия. Разбирая дислокацию 5-й взв. отряда, меня назначают в 1-й взвод. Сергеев вставляет:

— Чистякова на запад поближе к Москве.

Я отвечаю:

— Я-то поеду в Москву, ты-то поедешь ли?

Реплика Камушкина:

— Я пять лет работаю в лагерях, хочу уехать в Ленинград, да никак не уеду.

По-видимому, работает так себе, с прохладцем, ни о чем не думает, прозябает. Идет время бесцельно, ну и ладно. Не стремится ни к чему. А потом, по-видимому, судимость тянет назад, надо заработать, чтобы ее сняли.

Камушкин высказывается против Гридина:

— Ничего не сделал по ком. учебе, а Хренков три месяца не был в отряде.

Двухдневным совещанием думали зажечь энтузиазм у нас, но что-то не горит. Прививка перед концом, чем-нибудь надо отвлечь внимание от увольнения, решили учебой. Вечером сходил с Лавровым в поле на перепелов, но ни одного не видали. Стрелок з/к Кожедуб напился пьяным в Бурее с опер. ст. Чечулиным и потерял винтовку.

Сдаю потихоньку взвод Николенко. Идем на 11-ю подкомандировку. Николенко рассказывает о Лилине. Был у него стр. з/к Борисов, который занимался воровством, Лилин знал, но укрывал. Как-то Борисов приносит полну цибарку, сотни 2–3 яиц, ставит Лилину под стол, тот пьет и все. Угостил меня, я спрашиваю: откуда яйца? Отвечает: ты ешь! Откуда! Спросил у Борисова, тот говорит, что отобрал. Был приказ Лилина, что Борисова кроме командировок никуда в наряд не назначать. Сам Лилин обменял сапоги в каптерке старые на новые. Я с Плугом знал эти проделки Лилина, но не доносили.

На Кагановичах, с глаз долой от начальства. Со мной же политруком Бренча, которому не хочется, да и обидно, помполита 1-й и ком. д-на сделали инспекторами (что за должность, не знаю), а его снизили.

Дали же мне участочек, как опальному Поздеевка — Завитая, 80 килом. Отчаиваться нечего, надо что-нибудь придумывать. Ну хотя бы сократить участок до моста между Тур — Троебратка. Врид комвзвода Кравец недоволен, на взводе два года, а все вридом. Хочет писать рапорт об увольнении с 1/I 37. Перебросили меня на новое место, квартиры нет, дров нет, ничего нет и никому никакой заботы. Живи, как хочешь. Болит грудь, ждешь чего-то плохого, тяжело и горько на душе. 11-я ф-га снова у меня, нач. 3-ей расконвоировал 10 чел. 59/3–10 л. Сами отпускаем, беги бандиты.

Перевели на Кагановичи в 1-й взвод, с глаз долой от начальства. Со мной же политруком Бренча, которому не хочется, да наверно обиделся, что из помполитов поперли. На это у него нахальства хватит.

Я понимаю это так: бесконвойные — мне легче, мне меньше ответственности, но не промахнись, смотри, Петрович! Скорей бы шли дни, да скорей бы Октябрь. А там и дело к какому-нибудь концу.

Москва иногда так ясно представляется, что мучительно станет, до боли в голове.

Выходной, но что из этого, чем его отметишь? Нечем!

Пришел Заборский, сгоняли в бильярдишко сыграли, спели, ну и все.

Ночую на 11-й. Паршиво, а стрелки примирились, так притупляются желания людей, и их стремления становятся маленькими и ничтожными.

Комвзвод Васильев — москвич, задумав уволиться, пьянствует, ну и уволили, дав ему 10 суток ареста. Наверно, он недоволен?

Какое-то неопределенное положение. То день все данные говорят за окончание к ноябрю, то день — останемся на зимовку. У меня какое-то самомнение, что меня вот-вот должны уволить. Провел начальство, сократив участок взвода на 15 кил., да на 28-ю ф-гу.

Выспался после бессонной ночи. Лезут мысли в голову, вот одна из них: «Живут ВОХРовцы в/н и не тяготятся отсутствием всего человеческого, культурного, художественного, литературного, спортивного, технического и т. д. и т. п. Не тяготятся своей слабостью во всем. Их не влечет общество, мелко-мещанские взгляды на жизнь. „Самовар и клетка с канарейкой“ — вот их счастье».

Как дико, но неужели факт, что единственное спасение для тебя — уничтожение? Можно ли с этим жить?

Невесело сознаться, но я с этим прожил больше года!

А впереди? Что думает Хренков, говоря: «Вот сяду скоро на лавочке и ничего не буду делать».

Никак не наладится жизнь наша, конечно, бамовская.

Ходишь по ф-гам. Прошел 50 километров на 9-ю, с 9-й на 11-ю, и во взвод на Кагановичи. Дождь, слякоть. Мокрый. Сводит ноги, ноет правая рука. Ни обсушиться, ни обогреться. Скоро, наверно, сойду с ума.

На 11-й групповой побег. Гиренко то ли отпустил за орехами, то ли, по его словам, растерялся, а шесть чел. смылись. На 35-й четыре з/к смылись. Ну хоть стреляйся. Я даже сейчас не могу понять, почему меня взяли в ОХР?

Провел на 3-ей занятия, то же на 11-й. Дал нагоняй.

Иду по линии, взлетает из карьера кулик: бах!

Мертв.

Иду брать, взлетает чирок: бах! Мертвый. Ну, значит, суп с дичью.

Пять суток спишь со стрелками, не раздеваясь. Приехал Камушкин и Калашников. Иду встречать на станцию. Рапортую Камушкину, здоровается за руку первый. С чего бы? Да и за побеги не читает нотации. Едет какое-то начальство, надо выезжать на линию. Зашел разговор об охоте и о сапогах. В розмаге есть охотничьи. Прошу у Камушкина. Отвечает, что для кого другого, а для вас сделаем. Чудно что-то?! Ну да ладно, были бы сапоги.