прикрепленному выдавались талоны на обед и ужин. В 80-е годы их стоимость составляла 2 рубля 10 копеек и 2 рубля 50 копеек соответственно. На эти талоны можно было пообедать и поужинать в столовой согласно меню на данный день, заказать обед или ужин на дом или взять продукты «сухим пайком» на соответствующую сумму, расплатившись талонами. Там же находилась небольшая парикмахерская, в которой стриглись многие жильцы.
Как во время войны протекала жизнь в доме на улице Грановского, «РГ» рассказала дочь маршала Ф. И. Голикова Нина Филипповна, которая жила в нем с 1940 года:
«Никогда не забуду тот день, когда началась война. Мы, дети, бегали во дворе, играли. Помню, что был тогда Костя Тимошенко (сын С. К. Тимошенко, тогда – наркома обороны), три дочки Малышева (В. А. Малышев, тогда – нарком тяжелого машиностроения), трое детей было у министра финансов Зверева. С нами не играл только Юрий Шкирятов (сын М. Ф. Шкирятова, тогда заместителя председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б)). Он был единственным и поздним ребенком, родители его оберегали, и когда мы убегали, няня выводила его подышать свежим воздухом.
Во время этой игры моя мама вдруг открыла окно и крикнула: «Нина, домой! Война!» Все мы замерли и разбежались по квартирам. Нам было по девять-десять лет, но мы уже знали о Халхин-Голе, об озере Хасан, что-то слышали о финских делах и по-своему, по-детски знали, что такое война. А потом началось трудное время, когда особенно сказались добрые дружеские отношения жителей дома. Мамы мальчиков посылали их помогать соседкам, например, заклеивать окна. В четвертом подъезде было устроено бомбоубежище в подвале, и когда мы туда спускались, все старались друг другу уступить место получше. Мы гордились своими мамами, которые поднимались на крышу сбрасывать зажигалки, таскали мешки. Все были в то время в одинаковом положении, жены маршалов и министров, как и другие женщины, надевали клеенчатые передники, огромные перчатки, носили щипцы, которыми брали зажигалки. Но это продолжалось не очень долго, потому что началась эвакуация. Мы не хотели уезжать. Так как папа уже 7 июля в качестве главы советской военной миссии был отправлен в Англию и Соединенные Штаты вести переговоры о помощи, мама решила его дождаться. Но когда главное разведывательное управление, в котором папа работал, эвакуировало свои семьи, его заместитель сказал маме: «Вы в какое положение меня ставите? Приедет Филипп Иванович и спросит: «А почему моя семья не уехала вместе со всеми?» И нам пришлось уехать в Челябинскую область, туда же, где были и Василевские. Вернулись мы в апреле 42-го года. Для того чтобы семьи военнослужащих не голодали, были заказы в министерстве обороны. В соседнем военторге раз в месяц можно было получить муку, масло, коробочку яиц.
Все жили очень дружно, помогали друг другу. Помню, как ходили из квартиры в квартиру, чтобы что-то спросить, узнать, как дела. Если кто-то получал письмо с фронта, делился своей радостью. Моя мама и другие женщины были членами попечительского совета детского дома в Хлебном переулке. Это были дети, родители которых погибли на фронте. Совет организовывал концерты в Большом зале Консерватории. Билеты и даже программы были очень дорогими. Артисты – Лемешев, Русланова, Козловский – выступали бесплатно, и все, что мы собирали, отдавали в фонд этого детского дома. Мне было доверено ходить по подъездам – продавать эти дорогие программки. Интересно, что люди покупали по несколько штук, даже зная, что не пойдут на концерт. В 44–45-м годах в наших квартирах показывали кинофильмы. Мы приходили друг к другу спросить, видели ли соседи такой-то фильм, и, если нет, сказать, чтобы приходили, когда его привезут. Помню, как на стене между окнами вешали экран, а в дверном проеме вставал военный киномеханик с аппаратом, и мы смотрели трофейные фильмы.
В нашем доме была партийная организация, секретарем которой была Нина Петровна Хрущева. Вообще у нас были очень интересные жильцы. Я помню Якова Джугашвили в первые дни войны, до того как он ушел на фронт. В длиннополой шинели, немного сутулый. Он жил в третьем подъезде, и мы звали его «сын Сталина». Яков и его сводная сестра Светлана Аллилуева, видимо, очень дружили. Когда он выходил из дома, она, как правило, ждала его во дворе. В нашем подъезде больше всего любили и уважали Отто Юльевича Шмидта. Нам не хватало того, что мы о нем слышали, и мы сами сочиняли и рассказывали друг другу невероятные истории. А мальчишки больше всех любили Буденного и Тимошенко. Когда те приезжали с работы, ребята выстраивались у подъезда и отдавали им честь. И, нужно сказать, ни Буденный, ни Тимошенко никогда не относились к ним как к детям. Они очень серьезно, по-деловому, тоже отдавали честь. Нам не нравился Вышинский (Андрей Януарьевич, прокурор СССР). Он жил в 5-м подъезде, и нам казалось, что у него притворная улыбка. Мы звали его «дядя Вышинский» и считали, что это – официально. Что касается меня, я до сих пор с благодарностью вспоминаю маршала Александра Михайловича Василевского. В его квартире была комната, которая называлась «телефонная» – там стоял телефон с прямой связью с фронтами и всегда сидел дежурный офицер. Когда Василевский знал, что в такое-то время он будет связываться с таким-то человеком на таком-то фронте, он посылал адъютанта сказать жене этого человека, чтобы она пришла. Я очень хорошо помню, как мы с мамой, взявшись за руки, бежали через двор из пятого подъезда в третий подъезд. Представьте: 43-й год, а я слышу голос папы с фронта. Это была одна, две, может быть, три минуты. Но это было такое счастье!
После войны полководцы были очень заняты, и мы редко их видели. Они садились в машину у подъезда и уезжали. В нашем четвертом подъезде жили Мерецков, Тимошенко, Буденный, Малиновский, мой отец. Я уже была взрослая, но не припоминаю, чтобы они общались между собой. Знаю, что встречались маршалы в основном на дачах. Дом прослушивался, а при их занятости собираться за чашкой чая, чтобы говорить о погоде, – это не стоило их драгоценного времени. А вот жены и дети общались. Многие из нашего дома учились в так называемой правительственной школе в районе площади Маяковского. Некоторых детей туда возили на машине. Вообще у большинства жильцов были автомобили. Если глава семьи ездил на «ЗИСе», то, когда нужно было поехать куда-то по домашним делам, приезжала «Эмка». Для нас это было нормально.
Помнятся и тяжелые, трагические времена, когда по
