Пришлось преодолевать ошибки некоторых командиров, которые, став единоначальниками, на первых порах «перегибали палку» или, наоборот, в единоначалии видели только «смену вывески». Мы всем политсоставом настойчиво разъясняли командирам и бойцам, в частности, такой вопрос, как отношение к критике в условиях единоначалия. Вопрос не праздный.
Одни критику недооценивали, другие скатились на позиции критиканства, а третьи лишили ее конкретности. Это находило свое отражение в безадресных выступлениях на партийных и комсомольских собраниях, в стенной, армейской и даже фронтовой печати. Критика, как мы тогда выражались, била «по хвостовым номерам самолетов». Выглядела она примерно так: «Экипаж самолета, хвостовой номер 2, всегда работает безотказно. С него и следует брать пример». Или: «На самолете номер 23 не раз отказывало бомбардировочное оборудование. Кое-кому следовало бы обратить на такое безобразие серьезное внимание...»
Я был убежден, что партийный работник должен не только страстным словом, но и личным примером поднимать людей на боевые подвиги, видеть в своей работе единство слова и дела.
Политотдельцы дивизии учились не только убеждать, но и громить врага грозным оружием, которое нам доверил народ. Так, политработники, имеющие завершенную подготовку по специальности летчика или штурмана, перед боевыми вылетами занимались вместе с летным составом. Для всех других мы организовали отдельные группы — с ними учеба начиналась с азов. Незаметно в соединении сложился своеобразный учебный центр, так как овладение специальностью штурмана, летчика или стрелка-радиста считалось обязательным для каждого политического работника.
В дивизии только два человека не допускались к полетам: один по состоянию здоровья, другой — инструктор по учету партийных документов, по роду своих служебных обязанностей, но и он успешно прошел подготовку по программе штурмана.
Сам я в 204-й бомбардировочной авиадивизии на боевые задания сначала летал в качестве штурмана. Одновременно без отрыва от основной работы переучивался на летчика. Освоить специальность летчика мне старательно помогали Герой Советского Союза подполковник М. И. Мартынов, а также пилот звена управления лейтенант Ясаков. С разрешения командующего воздушной армией сначала я освоил двухмоторный бомбардировщик СБ, затем Пе-2. За уроки на земле и в небе особенно я благодарен Герою Советского Союза, позже генерал-лейтенанту авиации Михаилу Ивановичу Мартынову, который тогда занимал должность заместителя командира нашей авиационной дивизии по летной части. Он мне основательно помог усвоить теорию летного дела и научил управлять обоими бомбардировщиками.
В памяти навсегда сохранился тот счастливый, не скрою, радостный день, когда ранним утром после контрольного полета с инспектором дивизии на учебном Пе-2 я вылетел самостоятельно уже на боевом самолете. За успешное овладение самолетами СБ и Пе-2 командующий воздушной армией объявил мне благодарность и наградил ценным подарком — серебряным портсигаром. Вскоре в дивизию поступила выписка из приказа о присвоении мне звания военного летчика-бомбардировщика.
* * *
Боевые действия Западного фронта в ноябре 1942 года в большой степени предопределялись событиями, происходящими на Сталинградском фронте. 19 ноября войска Юго-Западного и правого крыла Донского фронтов в междуречье Волги и Дона перешли в стремительное контрнаступление. Следом на вражеские позиции обрушился новый мощный удар — двинулись вперед войска Сталинградского фронта. Теперь наступление развернулось огромным 400-километровым валом. И уже 23 ноября 6-я гитлеровская армия оказалась в окружении. Кольцом окружения наши войска охватили вместе с армией Паулюса часть соединений 4-й танковой армии, всего 22 немецкие дивизии, общей численностью 330000 человек, с большим количеством военной техники.
Мы в каждом полку проводили митинги, посвященные успехам битвы под Сталинградом, на такие же славные дела нацеливали своих авиаторов. На совещании руководящего состава дивизий командующий 1-й воздушной армией генерал Худяков поставил задачи на предстоящее наступление. Оно началось утром 25 ноября на сычевском направлении. К большому огорчению, погода и на этот раз подвела: снежная вьюга, ползущая по деревьям облачность не позволили готовым к вылету экипажам подняться в воздух. Те же обстоятельства помешали и артиллеристам нанести точные удары по врагу.
И все-таки в результате двухдневных ожесточенных боев наземные войска прорвали оборону противника и узким клином продвинулись вперед на несколько километров. Гитлеровцы упорно удерживали свои позиции на флангах и у основания нашего прорыва. Неоднократные попытки расширить простреливаемый со всех сторон выступ успеха не имели — не хватало сил. Наступление захлебнулось.
С 9 по 19 декабря я с командой обозначения переднего края наземных войск и радиостанцией находился на этом участке в качестве представителя штаба 1-й воздушной армия. В мои обязанности входила организация взаимодействия авиации со стрелковым корпусом, передача информации в штаб армии о действиях ВВС противника.
Мою «командировку в пехоту» санкционировал сам командующий воздушной армией генерал Худяков. Практика посылки руководящего состава соединений и авиачастей в наземные войска на роль авиационных представителей у нас в армии распространилась довольно широко. Одновременно с этим в дни вынужденных пауз многие командиры авиационных полков направлялись в пехотные части первой линии для стажировки в роли наземных командиров. Там они изучали все то, что полезно было знать авиатору о войсках, с которыми предстояло взаимодействовать на поле боя.
Претензии у пехотинцев к летчикам накопились, и мне полагалось их выслушивать, давать разъяснения, улаживать конфликтные ситуации.
— Почему нет авиации? Где прячутся ваши летчики? — в минуты ожесточенной безнаказанной бомбежки наших позиций долетали до слуха порой такие возгласы возмущения.
Неприятно было выслушивать такое, и я терпеливо разъяснял командирам, политработникам и бойцам истинные причины слабого прикрытия войск с воздуха, говорил о том, что истребителей в воздушной армии очень мало, а задач много, что везде сильным быть пока не удается.
— А почему они, не успев появиться, тут же уходят домой? И как назло — перед прилетом фашистских бомбардировщиков? — с обидой спрашивали пехотинцы.
— Значит, горючее на исходе.
— Так-то оно так, да только нам от нехватки горючего в баках не легче...
В этой сложной обстановке очень хотелось сделать что-то реально ощутимое для улучшения прикрытия наземных войск. Если бы приблизить базирование истребителей к фронту! Заправки горючего хватило бы на более длительное пребывание самолетов в воздухе. Но вблизи линии фронта у воздушной армии аэродромов пока не было.
