Художник
Однажды, возвращаясь из Вецлара в Эссен, я не мог попасть на прямой поезд, решил ехать с пересадками и вышел на небольшой промежуточной станции, чтобы в другом поезде следовать дальше. На перроне нас было двое. Второй с поднятым воротником и свертком в руке нервно вышагивал по безлюдной платформе. Поравнявшись со мной, он спросил:
— Не знаете, долго нам еще придется ждать?
— Да, вероятно, около часа.
— Вы не немец?
— Нет, русский.
— О-о, это очень интересно. Я художник. Рисую портрет одного местного фабриканта… Мои работы имеются на вилле Хюгель у Круппа, — заявил он, когда узнал, что я работаю на заводе Круппа. — Я рисовал также и Круппов. Две мои картины находятся в картинной галерее Мюнхена. Хотите посмотреть одну из моих работ? Она при мне, вот. — И он поднял сверток. — Пройдемте в помещение вокзала, здесь дьявольски холодно.
В зале вокзала он развернул сверток и показал мне чудесную акварель.
— Сколько же вам платит фабрикант за портрет?
— Гроши. Наша работа нынче совсем не ценится. Мне бы только продержаться. Может быть, и будут еще лучшие времена. Ведь были когда-то, и я за свою работу раньше получал хорошо. Но уже несколько лет перебиваюсь мелкими случайными заработками. То, что было скоплено, все прожил. Может быть, вы хотите мне поручить что-нибудь? Подумайте, — и он дал мне свою визитную карточку.
Помимо работы на заводе, в течение этих лет мне приходилось выполнять и отдельные поручения. Однажды мне поручили подобрать для работы на Кузнецком металлургическом заводе двадцать-тридцать хороших прокатчиков и сталеваров. Своих специалистов у нас тогда не хватало. В то же время в Германии среди безработных было много хороших мастеров с большим опытом работы на первоклассных заводах. Меня торопили с подбором людей, и, не зная, как поступить, я поместил объявление в одной из местных газет о том, что для работы на металлургическом заводе требуются специалисты — прокатчики и сталевары, знакомые с производством высококачественных сталей. Желающих поехать на работу в Советский Союз просят явиться по такому-то адресу. Я указал адрес небольшой гостиницы, расположенной в рабочей части города, где я по договоренности с администрацией гостиницы снял на пару дней большую комнату.
Когда к восьми часам утра я подошел к этой гостинице, то понял, какую непростительную ошибку я допустил, поместив объявление в газете. Вся улица перед гостиницей была заполнена народом. После мне сообщили, что здесь собралось около семисот человек. Все они хотели одного — получить работу. Я принимал одного за другим. Они предъявляли мне справки о месте прежней работы, рекомендации, отзывы.
Вот в комнату входит прокатчик. Он работал более восьми лет на заводе «Эдельштальверке» в Крефельде. Последние четыре года — безработный, живет случайными заработками.
— Что же вы делали последние четыре года? — спрашиваю я его.
Он стал переминаться с ноги на ногу. Ему трудно, видимо, отвечать.
— Я ушел с завода не потому, что не мог работать, и меня уволили не потому, что я плохо знаю свое дело. Завод не имел заказов, многих тогда уволили. А жить чем-то нужно. Что я делал эти четыре года? Я делал все, за что платили деньги. Я не отказывался ни от одной работы. Немного работал крановщиком в Дуйсбурге. На кладбище, там же, тесал надгробные плиты. Доил коров. Все это была не настоящая работа. Готов поехать к вам, можете не беспокоиться, прокатное дело я не забыл.
Рабочий производил хорошее впечатление, и я решил включить его в список в качестве кандидата. Я сказал ему, какую зарплату он будет получать, и добавил, что от советской границы до завода все расходы мы возьмем на себя, но до советской границы он должен будет доехать за свой счет — у нас нет валюты, чтобы покрывать эти расходы.
Прокатчик замялся, потом сказал:
— Это, конечно, трудно для меня, — Потом подергал себя за рукав пиджака и с горечью добавил — Вот этот костюм, чтобы пойти к вам, я одолжил у брата. Он еще не все прожил. Мне даже продать больше нечего — все продано и прожито за эти последние четыре года.
— Но раз не можете оплатить проезд до границы, что же делать, придется искать какой-то выход.
Среди прибывших ко мне по объявлению находился молодой паренек — ему было не более восемнадцати лет.
Я сказал ему, что нам требуются специалисты, а у него еще нет никакой специальности.
— Здесь ее у меня и не будет, — горячо ответил он мне. — Я у вас одно прошу: дать мне разрешение поехать в Советский Союз — там я сам найду себе работу. Я буду и работать, и учиться. Здесь это невозможно.
Я стал убеждать его в том, что вопросами выдачи разрешений на въезд занимается Советское посольство в Берлине — у меня совершенно другая задача: пригласить на работу несколько специалистов, умеющих плавить и прокатывать сталь.
Паренек ничего не хотел слушать и в конце концов заявил:
— Если вы мне разрешения не дадите, я все равно без разрешения уеду в Советский Союз, там меня примут, я знаю. Здесь я пропаду. Как вы этого не хотите понять!
У него были светлые волосы и удивительно бледное лицо. Вышел он от меня сильно возбужденный, решительно бросив уже у двери:
— Все равно уеду, даже без разрешения.
Отбор специалистов я проводил два дня. Это были дни большого нервного напряжения. Передо мной люди раскрывали свое горе, трудности жизни, отчаяние.
Судьба людей, их будущее, их труд больше ни во что не ставятся.
Как-то в разговоре с главным инженером завода Рохлинга в Фельклингене, человеком высокой эрудиции, много повидавшим на своем веку, я услышал поразивший меня вопрос:
— Скажите, могут иностранцы держать свои сбережения в ваших банках? Я имею в виду советские государственные банки и сберегательные кассы.
Разговор происходил в квартире этого инженера. Мне запомнилась его фамилия — Фауст. Он занимал небольшой двухэтажный особняк на тихой улице Фольклингена. Уютная, со вкусом меблированная квартира, красивая интеллигентная жена, закончившая институт в Варбурге по славянским языкам. Во всем чувствовалось полное довольство.
И вдруг этот вопрос.
— Не знаю. А почему это вас так интересует?
— Мы переживаем трудное время. Можно мгновенно все потерять.
И он обвел беспокойным взглядом гостиную.
— Марка катится вниз, доллар упал почти в два раза, английский фунт также, о франках и лирах говорить нечего. Где, в какой стране и в какой валюте следует держать свои сбережения? Этот вопрос нас очень беспокоит. Мы находимся в положении датского принца и постоянно твердим: «То be or not to be»[71].
