Далее в телеграмме было сказано: «Для изучения вопроса производства автоматной стали на завод Круппа выезжает начальник цеха Пьянов».
Через несколько дней инженер Пьянов приехал в Эссен. Автоматную сталь в Германии в то время в большом количестве изготовлял завод Рохлинга в Фольклингене, о котором я уже писал. Я предложил Пьянову поехать вместе на этот завод, но прежде решил тщательно обсудить вопрос о возможных причинах брака.
— Отчего же так резко снижаются пластические свойства металла? — спросил я его. — По химическому составу сталь очень проста, ее здесь даже зовут не сталью, а железом. В чем же причина брака?
Пьянов задумался.
— Единственное, что я могу подозревать, — произнес он наконец, — это какие-то ошибки, которые мы допускаем при отжиге стали. Дело в том, что после прокатки прутки автоматной стали помещаются в нагревательные печи и производится их отжиг, чтобы выровнять структуру стали после прокатки и снять все внутренние напряжения. Ну, вы знаете, конечно, что все стали, которые идут на калибровку, у нас проходят отжиг, ведь это обычная технологическая операция. Может быть, мы выбрали слишком низкую или слишком высокую температуру отжига. А может быть, длительность этой операции недостаточна. Одним словом, у нас что-то не в порядке с отжигом. Я не знаю, что еще можно предположить.
На следующий день вместе с Пьяновым мы отправились на завод Рохлинга. Мне было не совсем приятно вести разговор на тему о производстве автоматной стали. Очень уж металл-то казался простым. Поэтому, когда мы пришли в прокатный цех, где изготовлялась автоматная сталь, то, здороваясь с начальником цеха, который мне был хорошо знаком, я сказал ему:
— Мы, собственно, к вам мимоходом.
Начальник цеха, тряся мне руку и улыбаясь, ответил:
— Рад хоть мимоходом видеть вас. Вы ведь интересуетесь главным образом нержавеющими, жароупорными, магнитивши сталями, а я готовлю простое железо.
— У меня один небольшой вопрос к вам, — сказал я ему. — Расскажите мне о режиме отжига автоматной стали.
Я увидел, как мой собеседник изменился в лице и с каким-то замешательством переспросил меня:
— Отжиг автоматной стали? Если вы хотите иметь стопроцентный брак в производстве, тогда отжигайте ее.
Я понял, что «мимоходом» здесь ничего не выяснишь.
— Почему же нельзя отжигать автоматную сталь? — спросил я.
Он начал издалека:
— Когда мы удаляем влагу из дерева, мы его сушим — нагреваем. Для удаления влаги мы нагреваем песок, глину и много других материалов. Ну, а как удаляют влагу из воздуха? Его охлаждают. Я это помню еще из средней школы. Учитель у нас говорил тогда: «Воздух — это исключение». Да, чтобы повысить пластичность и улучшить условия протяжки пли механической обработки, все сорта стали отжигаются. И только автоматная сталь является исключением.
— Почему? — спросил я.
— Дело в том, что в этой стали содержатся сульфиды железа — ведь мы в нее умышленно вводим серу. При медленном нагревании металла в диапазоне температуры отжига сульфиды концентрируются по границам зерен металла. Таким образом, каждое зерно оказывается в рамочке из сульфидов, то есть изолируется одно от другого непластичным материалом. Чтобы этого не было, необходимо заканчивать горячую прокатку автоматной стали при высокой температуре. Все же другие сорта стали, как вы знаете, мы стараемся катать при низких температурах, чтобы иметь лучшую кристаллическую структуру. Поэтому калибровать автоматную сталь нужно безо всякого отжига, сразу же после горячей прокатки. Да ведь это дело старое и подробно было описано в наших технических журналах.
Как мне помнится, еще в 1914 году в журнале «Шталь унд Айзен» была напечатана большая статья, в которой был подробно разобран весь технологический процесс производства автоматной стали.
Мы с Пьяновым чувствовали себя неловко. Информация была исчерпывающей. Мы поблагодарили начальника цеха и ушли. В раздражении я сказал Пьянову:
— Все-таки прежде чем ехать на консультацию с Урала в Германию, надо было бы сначала почитать, что по этому вопросу уже было написано.
Прямо с завода я зашел на почту и послал Тевосяну короткую телеграмму: «Немедленно прекратите отжиг автоматной стали и калибруйте ее не отжигая».
Когда на следующий день мы приехали в Эссен, от Тевосяна был уже получен ответ: «Спасибо. Все в порядке».
Этот случай довольно наглядно показал, как иногда, не понимая существа процесса, мы механически переносим из других производств отдельные технические приемы и этим самым не только усложняем и удорожаем изготовление изделий, но в ряде случаев, намереваясь улучшить качество, в действительности снижаем его.
Руководить производством «по аналогии» нельзя, надо знать дело и неустанно совершенствовать свои знания.
Летом 1932 года мне с группой советских металлургов пришлось побывать на металлургическом заводе в городе Крефельде. В этой группе двое были с завода «Электросталь». Одного из них — Еднерала — особенно интересовало производство листовой быстрорежущей стали, которая требовалась в то время для производства дисковых пил и тонких фрез. В Крефельде были большие советские заказы, и поэтому нас хорошо принимали. На мою просьбу ознакомить советских специалистов с производством листовой быстрорежущей стали главный инженер завода охотно согласился.
— Что же, посмотрите и это производство. Я дам указание.
Закончив ознакомление с работой основных цехов, я зашел к директору, чтобы попрощаться и поблагодарить за полученные сведения, интересовавшие нас. При этом я сказал:
— Все-таки не думал, что вы покажете нам прокатку быстрорежущего листа.
— Инженерам крупповского завода я бы не показал, но вам почему же не показать? Мы над этим технологическим процессом бились десять лет — вы будете его осваивать не менее двадцати, а мы за это время так далеко уйдем, что все наши современные методы производства будут представлять интерес только для историков.
«Наглец!» — подумал я. Но что же делать? Здесь не место эмоциям — нас послали учиться.
Об этом разговоре я все рассказал инженеру Еднералу. Еднерал был очень серьезный человек. Я его знал еще по Горной академии, уже в студенческие годы он выделялся своими способностями.
— Ну что же, посмотрим, — улыбаясь, сказал мне Еднерал. — Я вам напишу, когда мы начнем это производство.
Он свое слово сдержал. Месяца через три с вновь прибывшими практикантами я получил от него записку. Она была чрезвычайно лаконичной:
