Но Константин Эдуардович неутомимо продолжал писать одну за другой новые исследовательские и научно-популярные работы о дирижаблях и реактивных летательных аппаратах, а также произведения философского характера, хотя и не знал, где и когда ему удастся их напечатать.
О претворении своих идей в жизнь ученый уже почти не мечтал. Общественный строй императорской России отучил изобретателя от надежды на осуществление его проектов. Печатать работы удавалось все реже, так как это приходилось делать главным образом за свой счет.
Семья росла — росли и издержки. Скудного учительского заработка при самой строгой экономии давно уже нехватало.
Война сделала публикацию трудов Циолковского почти невозможной. Бумаги нельзя было достать; типографии или не желали принимать заказов, или устанавливали спекулятивные цены, неприемлемые для него.
За два года, 1916 и 1917, предшествовавшие Октябрю, Циолковскому не удалось напечатать ни одной статьи в журналах. Он выпустил лишь одну брошюру в восемь страниц. Она проникнута философией глубочайшего пессимизма и носит характерное заглавие: «Горе и гений». Может быть, правильнее было бы озаглавить ее «Горе гению», ибо действительно горе было гению в царской России.
«Только установление нового строя в общественной жизни человечества, — писал Циолковский, — уничтожит горе. и даст возможность человеческому гению беспрепятственно развернуть во всей широте свою работу». Эволюционный процесс образования этого строя является, утверждал Циолковский, делом длинного ряда поколений.
Но старый ученый ошибся, полагая, что тьма еще долго будет тяготеть над его страной.
Рассвет наступил.
С первых же лет существования советской власти для творческой деятельности Циолковского открылись новые горизонты.
Смелые идеи цельнометаллического дирижабля и реактивных летательных аппаратов, пугавшие своей якобы фантастичностью дореволюционных чиновников от науки, советских людей не испугали. Отношение их к научной фантастике оказалось в корне иным. Его сформулировал В. И. Ленин:
«Напрасно думают, что она (фантазия. — Б. В.) нужна только поэту. Это глупый предрассудок! Даже в математике она нужна, даже открытие дифференциального и интегрального исчислений невозможно было бы без фантазии). Фантазия — есть качество величайшей ценности...»[80].
Вся жизнь и деятельность Константина Эдуардовича, все его многочисленные труды служат еще одной блестящей иллюстрацией к этим мудрым ленинским словам.
При царской власти для правительственных кругов, для казенной науки Циолковский как ученый не существовал. Для них это был провинциальный учитель-самоучка, вольнодумец, издавший несколько фантастических брошюрок, в которых он описывал свои несбыточные изобретения, не заслуживающие сколько-нибудь серьезного внимания.
Теперь положение изменилось.
Даже первые месяцы советской власти уже дали почувствовать Циолковскому изменение в окружающей обстановке. Но полностью использовать эти перемены в интересах своей научной работы он долго не мог, ибо эти годы в личной жизни несли ему одно тяжелое переживание за другим.
В октябре 1919 года, после тяжелой болезни (заворот кишек), умирает его младший сын Иван. Скромный и трудолюбивый, он, как мог, облегчал работу отцу, переписывая его рукописи. С отцом его связывала тесная дружба. Константин Эдуардович был в отчаянии и долго не мог приняться за работу.
Циолковский за работой. (1932).
Вскоре же после этого заболела туберкулезом младшая его дочь Аня, только что вышедшая замуж. В январе 1922 года она скончалась, оставив грудного ребенка. А в июне следующего года, не достигнув сорока лет, в далеком степном селе умер старший сын Циолковского, Александр, работавший там учителем. Циолковский получил известие о смерти последнего сына лишь через три месяца. Все же и после этих тяжелых ударов Циолковский нашел в себе силы и мужество продолжать творческую деятельность.
Уже в 1919 году Константин Эдуардович за свои научные заслуги был избран членом Социалистической академии (впоследствии преобразованной в Коммунистическую академию). Постановлением правительства ему была назначена персональная пенсия, помимо академического пайка и единовременного пособия от Комиссии по улучшению быта ученых. Теперь он мог спокойно оставить педагогическую работу, являвшуюся источником его существования почти четыре десятилетия, не опасаясь, что это; отразится на благополучии семьи, и посвятить себя целиком научной работе и изобретательству.
В ответ на письмо Калужского общества изучения природы, содержавшее поздравления по случаю избрания в число членов Социалистической академии, Циолковский писал: «...Если мне еще суждено существовать, то все силы свои я должен употребить на то, что я считаю, может быть по заблуждению, безмерно важным для человечества и что я еще не высказал... Теперь я сознаю себя не одиноким...» [81]
Никогда не оставлявшее Циолковского ощущение одиночества исчезло навсегда.
Самое главное заключалось для него в том, что с ним вскоре завязали сношения государственные учреждения, которым правительство вверило работу по созданию советского гражданского и военного воздушного флота.
Это случилось впервые в его долгой жизни.
До революции единственным правительственным учреждением, с которым он поддерживал деловую связь, притом весьма короткое время, была Российская Академия наук, выдавшая ему по представлению академика Н. А. Рыкачева 470 рублей на опыты по экспериментальной аэродинамике. Отношения закончились навсегда представлением письменного отчета о работе, проделанной на эти средства.
Теперь к нему обращались по вопросу о том, в чем он видел весь смысл своего существования, — о скорейшем осуществлении его заветных научных идей и изобретений.
Нужды нет, что свои ответы в Научный комитет управления военно-воздушных сил ему приходилось составлять при свете коптилки, керосин для которой с таким трудом удавалось доставать в очередях, и что научные труды часто писались Циолковским, за неимением писчей бумаги, на оборотной стороне листов, вырываемых из старых рукописей. Разве в этом было дело теперь, когда впереди, сквозь неурядицы и лишения годов разрухи, ярко засияла надежда на достижение заветной цели — осуществление цельнометаллического дирижабля и реактивного летательного аппарата! Престарелому ученому уже ясно виделось в недалеком будущем создание научно-исследовательской опытной базы под его руководством для разработки его проектов. И скоро это стало уже не мечтой, а реальной действительностью.
