Командира 34-го полка Изугенева и всех остальных командиров и политработников мы застали за изучением пограничных укреплений.
После ужина решили посидеть на балконе дома, где жил Изугенев. Город затих. Но вот тишину нарушил протяжный, высокий голос — то муэдзин приглашал правоверных на вечерний намаз. Редкие прохожие остановились, вынули из карманов цветные платки, постелили их на тротуар, встали на колени. Через несколько минут поднялись, встряхнули платки, убрали их в карманы и продолжали свой путь.
В тот вечер Изугенев рассказал нам о местных иранских властях, о достопримечательностях. Командир полка быстро освоился в новой для него обстановке. Это чувствовалось и по метким суждениям о здешних нравах, и по характеристикам, которыми он наградил живущих в городе помещиков, по существу феодалов двадцатого века. Как поведал майор, в Хойской области свыше двух третей земель «арбаби», то есть помещичьи. Помещики сдают их беднякам в аренду мельчайшими участками на кабальных условиях. Иранский крестьянин, сняв урожай, должен заплатить за аренду земли, за получаемую для орошения воду, за семена. В результате у него почти ничего не остается, и он влачит жалкое существование.
Беседа затянулась далеко за полночь. А утром, чуть свет, отправились дальше, в 28-й полк, расквартированный у подножия библейской горы Арарат. Дорога шла по такой же песчаной, серой местности, как и вчера, только более пересеченной. На тракте, по которому мы ехали, лежал только один населенный пункт Шот. В нем несколько десятков расположенных вдоль дороги домиков с плоскими крышами. В центре, возле канавы с мутной водой, раскинулся базар. Пять-шесть женщин торговали изюмом и зеленым луком. Одна из них, желая «освежить» товар, зачерпнула из канавы чашку воды и вылила на лук. Почти одновременно с этим вышедшая из дома женщина выплеснула в канаву ведро помоев.
— Гигиена на высоком уровне, — оценил базар наш шофер.
Километрах в тридцати не доезжая Маку мы увидели высокий горный хребет. Здесь Иранское нагорье как бы встречается с окраинами горных дуг, тянущихся на юго-восток. Мы ехали по волнистому плато с похожими на гигантские блюда котловинами. В котловинах несколько крестьян пахали землю омачом — заостренным бревном с железным наконечником.
А вот и Маку, городок, окруженный горами. Далеко на севере виднеется массив знаменитого Арарата. Мракобесы-церковники называют ее конечным пунктом плавания Ноева ковчега, а американские разведчики избрали для вояжей, якобы с целью поисков этого ковчега.
В городе в каменных одноэтажных казармах, где раньше размещался иранский пехотный полк, сейчас стоит наш. В длинных помещениях рядами тянутся глиняные лежаки с узкими проходами между ними.
Рядом с казармами огромное поле-плац. На нем можно проводить все занятия, вплоть до стрельбы. Единственный и существенный недостаток его состоит в том, что турки с границы свободно просматривают плац в оптические приборы.
Мартыненок повез нас вдоль границы. Возле Маку горный хребет отступал далеко к северу, образуя длинную замкнутую долину. В нескольких километрах от города дорога поднималась на невысокий перевал. За ним горы снова сходились. Там, где-то за перевалом, турецкий город Баязид.
На хребте в двух зданиях расположилась турецкая застава. Ниже, в километре от нее, в огороженном забором помещении бывшей иранской таможни наша застава. Порядок на ней образцовый. Видно, в полку быстро привились традиции пограничников.
Солдаты обступили нас и засыпали вопросами о положении на фронтах и в советском тылу.
В Маку задержались. Изучение местности и данных о дислокации турецких войск привело меня к выводу, что в случае чего первый удар примет 28-й полк. Был разработан план обороны Маку, одобренный генерал-майором Мельником.
Скоро в Иран приехал член Военного совета фронта П. И. Ефимов. Мы объездили с ним все полки. Он проверил ход учебы, несение службы, внутренний порядок. Беседуя с бойцами и офицерами, дал много полезных советов и указаний.
На всех нас член Военного совета произвел хорошее впечатление. Слушая беседы с солдатами, я поражался его простоте, умению, как говорится, найти ключ к сердцу каждого.
После проверки 28-го полка П. И. Ефимов выступил в Маку на собрании командного и политического состава. Он подробно рассказал о положении на фронтах, политике Турции… Нарушая международные соглашения, турецкое правительство пропускало через проливы военные корабли стран фашистского блока, с турецких аэродромов поднимались немецкие самолеты для бомбардировки советских войск. Летом 1942 года, когда гитлеровские армии прорвались к Кавказу, турецкая военщина сосредоточила на границах с СССР 26 дивизий.
— Советские войска в Иране — это, по существу, левый фланг Закавказского фронта, — заявил докладчик. — Сейчас командование не может направить сюда подкрепления. Поэтому задача каждого из советских людей, находящихся в Иране, быть всегда начеку, а если придется отражать натиск турок — стоять насмерть.
П. И. Ефимов много говорил о задачах политработников, советовал и нам, командирам, чаще беседовать с бойцами попросту, неофициально, вызывая на откровенный, задушевный разговор. Рекомендовал проводить в ротах и батальонах митинги, посвященные отдельным событиям на фронтах и в жизни советского народа.
* * *
Генерал-майор С. К. Мельник назначил меня начальником гарнизона Тебриза. Работы прибавилось. В городе проживали всякие люди: и лояльно к нам относившиеся, и враги. Многие из недругов свои чувства выражали откровенно, другие затаились. К последним принадлежал, по нашему убеждению, генерал-губернатор Тебриза. Недаром он распорядился подрезать кроны на деревьях возле своего дворца, чтобы удобнее было наблюдать за дорогой от казарм в город.
Месяца через два после нашего приезда в Иран стали поступать сведения, что в город одиночками и группами по железной дороге и на автомашинах прибывают подозрительные люди. Они вроде собираются вызвать беспорядки, используя религиозные предрассудки жителей. Меня предупредили о необходимости быть готовым к нежелательным эксцессам.
Решили принять контрмеры.
Ровно в полночь 16 июня на плацу выстроилась дивизионная школа. У каждого курсанта по 120 патронов. Но винтовки не заряжали. Оркестр грянул марш, и строй направился через город к вокзалу. Там сделали десятиминутную остановку — и обратно в казарму с музыкой и песнями.
Следуя за колонной на машине, мы с комиссаром видели, как в большинстве домов засветились окна. Звуки медных труб, дробь барабанов прервали сон и генерал-губернатора, заставили его подбежать к окну. Многие проснулись и гадали, что сие значит. Другие поняли ночной марш как предупреждение, что советские войска начеку, и сделали надлежащий вывод.
