Ознакомительная версия.
В новой книге популярного британского романиста Герберта Уэллса была ужасающая иллюстрация, изображающая объятый пожарами после воздушной бомбардировки Нью-Йорк. «Теперь нет безопасных мест – мест, где был бы мир, – писал Уэллс. – Война приходит по воздуху, по ночам с неба падают бомбы. Мирные люди выходят по утрам из дому и видят у себя над головой воздушный флот, а корабли летят, расплескивая смерть, расплескивая смерть!»
До сих пор братья особо не обдумывали подобную возможность, во всяком случае если судить по тому, как мало они писали или говорили об этой проблеме.
Дома, в Дейтоне, царило невиданное ранее воодушевление, и особенно в доме 7 по Хоторн-стрит, о чем Кэтрин доложила Уилбуру в длинном письме, которое она написала в воскресенье.
«Орв телеграфировал после того, как совершил длительный полет в среду утром… Наш телефон непрестанно звонил весь вечер. Каждый хотел сказать что-нибудь приятное. Я наконец добралась до кровати и только задремала, как меня разбудил звонок в дверь… Я подпрыгнула и уже спустилась до половины лестницы, когда поняла, что делаю. Я увидела человека, стоящего перед входной дверью, поэтому склонилась к замочной скважине и спросила: „Что случилось?“ – „Я из „Джорнал“ и хотел бы поговорить с мистером Райтом. У меня есть телеграмма, которая, я думаю, будет ему интересна“. Меня это немного напугало, потому что он вел себя так, будто не хотел говорить мне. Тогда я спросила: „О чем эта телеграмма?“ Он ответил, что в „Джорнал“ пришла телеграмма, в которой говорится, что Орвилл Райт совершил рекордный полет. Когда он сказал это, я поняла, что это тот самый молодой идиот, который уже был здесь раньше, чтобы взять интервью у папы, и не вернул фотографию, которую Нетта одолжила ему. Поэтому я сказала: „Вы не увидите отца. Он слишком стар для того, чтобы его поднимали в такой поздний час. Мы узнали обо всем еще сегодня до полудня“. Забавно, что у него действительно была новость – о втором длительном полете, – а я не стала ждать, пока он сообщит мне ее. Я пошла в спальню и, пока шла по лестнице, слышала, как он говорит в замочную скважину. Следующим утром я нашла фотографию, которую он брал, засунутую за дверной косяк. Не стоило ему будить меня так поздно! Я заснула только через час».
Дом Райтов посетил мэр города. Он хотел создать комитет по организации торжественной встречи братьев. Люди были без ума от этой идеи.
«Разве Орву не повезло с двигателем? [продолжала она] Боюсь, что твое здоровье, а также твой двигатель не дают тебе добиться максимального результата. У тебя все вполне хорошо, но мы знаем, что ты давно бы совершил часовой полет, если бы у тебя были такие же возможности, как у Орва. Но раз ты его не совершил, то я рада, что Орв сделал то, что он сделал, – чтобы заткнуть вечных критиканов. Мы каждый день надеемся на то, что узна́ем о твоем рекорде. Мы понимаем, что существует какая-то причина, по которой тебе это не удается, и потому беспокоимся о твоем здоровье. Те ожоги были намного серьезнее, чем мы думали. Это ослабляет тебя, у меня нет никаких сомнений. На всех фотографиях ты выглядишь очень худым».
Кэтрин решила, что епископу следует поехать в Вашингтон, чтобы посмотреть, как летает Орвилл. Она бы тоже поехала, но у них не было денег на двоих.
«Ты полагаешь, что мы могли бы наскрести наличность? У папы есть лишь около сотни долларов».
Епископ любил читать поучения о тщетности стремления к славе. «Наслаждайся славой, пока она не прошла, потому что я осознал пустоту ее трубных звуков», – написал он Уилбуру и процитировал любимые строки из стихотворения ирландского поэта Томаса Мура:
Так проходит веков горделивая слава,
Так минувшего молкнет и слава, и гром[6].
Но, как и тысячи вашингтонцев, он желал увидеть Орвилла в деле. «Он все равно хочет ехать», – написала Кэтрин.
В то же воскресенье, 13 сентября, по другую сторону Атлантики Уилбур писал Орвиллу о том, какую сенсацию он, Орвилл, произвел в Европе. «В течение нескольких дней газеты были полны репортажей о твоих потрясающих полетах, и если всего неделю назад я считался воплощением совершенства, то теперь мне не колеблясь говорят, что я – всего лишь "недотепа", и что единственный настоящий летчик – это ты. Такова слава».
Длительность самого долгого полета Уилбура в Камп д´Авуре до настоящего времени составляла немногим больше 21 минуты, и всего неделю назад Леон Делагранж совершил самый продолжительный полет в Европе, продержавшись в воздухе чуть менее получаса.
Уилбур объяснял Орвиллу, что у него были проблемы с двигателем, да и погода была «ужасной». Кэтрин он рассказал, что получил почти столько же поздравлений по поводу успехов Орвилла, сколько по поводу собственных успехов месяцем ранее.
Однако в письме отцу, также написанном в это воскресенье, Уилбур признался, что постоянная суета вокруг него превращается в настоящую проблему. Он с трудом ее переносит. Каждый ведет себя как истинный друг и воспринимает его так, будто он уже стал гражданином Франции. Почти каждый вечер две-три тысячи человек приезжают, чтобы посмотреть, будет ли он летать, и уезжают разочарованными, если он не летает. Один 70-летний дедушка, живущий в 48 километрах, приезжает почти ежедневно.
«Возбуждение и волнение, а прежде всего утомление от присутствия с утра до вечера бесконечной толпы посетителей довели меня до такого нервного истощения, какого я не испытывал даже во время подготовки машины… Я не могу выносить, когда люди постоянно наблюдают за мной. Это действует мне на нервы».
Кэтрин он объяснял, что пишет и отвечает на письма, сидя в своем ангаре с запертой дверью, чтобы никто не мог войти.
В Вашингтоне, незадолго до полуночи уединившись в своем номере в «Космос Клаб», Орвилл написал Уилбуру, что никогда в жизни не ощущал себя таким перегруженным и что перед ним лежит стопка ожидающих ответа писем высотой в фут (30 сантиметров). Кэтрин он написал, что погода, если все будет так, как сейчас, «успокоится» через несколько дней. В любом случае, добавлял он, «я не думаю, что у меня будут еще тренировочные полеты».
За то короткое время, что Орвилл провел в Форт-Майере, он установил семь мировых рекордов.
Циркулировавшие в Вашингтоне слухи и статья в «Нью-Йорк таймс» от 15 сентября о том, что президент Рузвельт в ближайшее время объявит о своем намерении подняться в воздух на самолете вместе с Орвиллом, только усилили ажиотаж. Многие считали, что это вполне отвечает привычке президента «поддерживать все необычное». Два года назад он уже поразил всю страну, погрузившись на подводной лодке в воды залива Лонг-Айленд.
«Конечно, если президент попросит меня взять его в полет, я не смогу отказать», – сказал Орвилл, когда ему задали вопрос. Однако он воспринял эту идею без энтузиазма: «Простите, но я не верю, что президент Соединенных Штатов воспользуется такой возможностью».
II.Во вторник 17 сентября стояла ясная и прохладная погода. Ветер был идеален для полетов. К тому времени, когда Орвилл был готов подняться в воздух, количество зрителей превысило 2600 человек. Ожидалось, что их будет еще больше.
Молодой армейский офицер по его же просьбе был назначен лететь с Орвиллом в качестве пассажира. Два офицера до него уже совершали такие полеты, и Орвилл не возражал против этого. Однако на этот раз пассажиром должен был стать молодой человек, который Орвиллу не нравился и которому он не доверял.
Лейтенант Томас Селфридж из Сан-Франциско был выпускником Вест-Пойнта 26 лет от роду. В его родословной было двое знаменитых военных – его полные тезки, родной и двоюродный дедушки, оба – контр-адмиралы. Двоюродный дед Томас Селфридж в 1870 году был морским офицером, ответственным за инспектирования перешейка в Центральной Америке для определения места строительства канала, который должен был соединить Тихий и Атлантический океаны.
За короткое время лейтенант Селфридж стал одним из самых компетентных и осведомленных экспертов по авиационным вопросам в Вооруженных силах США. Это был высокий, симпатичный и представительный мужчина. Он был назначен членом Управления по аэронавтике войск связи. Кроме того, Селфридж был членом Ассоциации воздушных испытаний, которую создал и которой руководил Александр Белл. Его целью была разработка летательных аппаратов, и это особенно беспокоило Орвилла. В письме Уилбуру он рассказал, что молодой человек хорошо образован и обладает ясным умом, но почти наверняка шпионит на Белла и его ассоциацию. «Я не доверяю ему ни капли».
«Селфридж прилагает за моей спиной все усилия, чтобы причинить нам максимальный ущерб, но изо всех сил притворяется дружелюбным», – написал Орвилл отцу. Ему нелегко было согласиться с тем, что рядом с ним во время полета будет сидеть такой человек.
Ознакомительная версия.
