сцену), где-то неупокоенная бродит». Строки эти из книги В. Гаевского «Книга расставаний. Заметки о критиках и спектаклях». Концертный зал был открыт в 1940 году, а в то время, о котором пишу, это обветшалое, продуваемое ветрами, с сырыми стенами помещение бывшего Театра Зона. В феврале 1920 года его передали только-только рожденному театру. Его вождь, пламенный борец с аполитичностью академических театров, страстный пропагандист новых форм и средств выражения – Всеволод Эмильевич Мейерхольд (по совместительству руководитель ТО Наркомпроса). У нового театра – новые зрители: отряды красноармейцев, группы рабочих. Вождь ходит «в кожухе, подпоясанном красноармейским ремнем; в мокрых валенках, подбитых оранжевой резиной; в дворницких рукавицах и буденовке с большой красной пятиконечной звездой». Так описывает его Мариенгоф. Мейерхольд близок имажинистам своим агитационным пафосом, откровенной работой на имидж. Сцена его театра превращается в трибуну, а театральное действо – в митинг. Звучат сводки с фронта, пение Интернационала… Театр, по Мейерхольду, должен максимально приближаться к зрителю. Помните, у Маяковского: «Улицы – наши кисти.// Площади – наши палитры». В противовес «системе Станиславского» его ученик Мейерхольд создал «биомеханику» – систему упражнений развития физической подготовки актеров: пластика тела определяет логику чувств! В марте 1921 года Сергей Есенин и Анатолий Мариенгоф приглашены мэтром в театр на лекцию по «биомеханике». В зале сидели маститые театральные критики, члены коллегии Наркомпроса… Мариенгоф вспоминал: «Ровно в восемь в понедельник мы с Есениным явились в репетиционный зал. На стенах висели рулоны, красиво исчерченные – кругами, спиралями, усеченными конусами и прочей «геометрией». Для невежд в математике вроде нас вид был до крайности внушительный и до предела чарующий своей безапелляционной научностью. <…> Слегка ссутулясь, Мейерхольд расхаживал по репетиционному залу весомыми вдумчивыми шагами, сосредоточенно тыкал кием в плакаты, похожие на громадные страницы учебника по математике, и с профессорским глубокомыслием второй час сдержанно нес какую-то наукообразную галиматью. Ах, какой это был блестящий спектакль! Какой великий артист этот Мейерхольд!» В июне 1921 года состоялась читка пьес Есенина и Мариенгофа перед труппой театра. И. Старцев так описал это событие: «Мейерхольд у себя в театре устроил читку «Заговора дураков» Мариенгофа и «Пугачева» Есенина.
Мариенгоф читал первым. После его монотонного и однообразного чтения от есенинской декламации (читал первую половину «Пугачева») кидало в дрожь. Местами он заражал чтением и выразительностью своих жестов. Я в первый раз в жизни слышал такое мастерское чтение. По-моему, в чтении самого Есенина его вещи много выигрывали». Из 7-й главы «Пугачева»: «Слушай, плевать мне на всю вселенную,//Если завтра в ней не будет меня». Еще в 1920 году Мейерхольд предлагал Есенину написать историческую драму «Григорий и Димитрий», даже включил ее в репертуарный план, но постановка не осуществилась, как позднее постановка «Пугачева», столь восхитившего режиссера при чтении.
«Заговор дураков» тоже не был поставлен. Есенин, считавший, что в театральной постановке «слово – первично», был не согласен с девизом условного театра: «Слово – только узор на канве движений!» Есть косвенные доказательства присутствия Сергея Есенина в театре на премьерах с участием его бывшей жены, актрисы Зинаиды Райх. Известно, что Есенин просил Мейерхольда взять к себе в труппу Августу Миклашевскую… Уже после смерти Есенина, в 1932 году началась реконструкция помещения театра. Труппа временно переехала в здание нынешнего Театра имени Ермоловой.
Всемирно известный к тому времени театр Мейерхольда предполагалось оснастить по последнему слову техники: трансформируемой сценой, раздвижным куполом-потолком. Мечты Всеволода Эмильевича не сбылись. По историческим сведениям к 1938 году успели построить костяк здания в кирпиче и бетоне. Оставалась лишь отделка и фасад. Вскоре Меерхольд был арестован и расстрелян. Недостроенное здание передали Московской филармонии. В конструкции зала многое сохранилось от первоначального проекта. Каменная коробка ГосТИМа, бывшего Театра Зона, скрыта под слоем штукатурки. Целы стены, слышавшие голос Мастера!
Государственный концертный зал им. П.И. Чайковского
Леонтьевский переулок, дом 6
«Зинаида Николаевна, мне очень неудобно писать Вам, но я должен. Дело в том, что мне были переданы Ваши слова о том, что я компрометирую своей фамилией Ваших детей и что Вы намерены переменить ее. Фамилия моя принадлежит не мне одному. Есть люди, которых Ваши заявления немного беспокоят и шокируют, поэтому прошу Вас снять фамилию с Тани, если это ей так удобней, и никогда вообще не касаться моего имени в Ваших соображениях и суждениях. Пишу я Вам это потому, что увидел: правда, у нас есть какое-то застрявшее звено, которое заставляет нас иногда сталкиваться. Это и есть фамилия. Совершенно не думая изменить линии своего поведения, которая компрометирует Ваших детей, я прошу Вас переменить мое имя на более удобное для Вас, ибо повторяю, что у меня есть сестры и братья, которые носят фамилию, одинаковую со мной, и всякие Ваши заявления, подобные тому, которое Вы сделали Сахарову, в семье вызывают недовольство на меня и обиду в том, что я доставляю им огорчение тем, что даю их имя оскорблять такими заявлениями, как Ваше. Прошу Вас, чтобы между нами не было никакого звена, которое бы давало Вам повод судить меня, а мне обижаться на Вас: перемените фамилию Тани без всяких реплик в мой адрес, тем более потому, что я не намерен на Вас возмущаться и говорить о Вас что-нибудь неприятное Вам. С. Есенин», (конец 1923 – начало 1924 г.) Она и он продолжали ранить друг друга и не могли остановиться. Она давно живет «с серьезным, умным мужем». Мейерхольд полностью содержит ее детей. Она имеет все, что только может пожелать женщина. Мейерхольд молится на нее, положил к ее ногам свой театр. Ей шьют сценические костюмы невероятной красоты. Она – примадонна знаменитого театра! У нее есть все, нет только его, Есенина. Рана не заживает. Скорее всего, чтобы только досадить ненавистному и любимому Есенину, Зинаида Райх постоянно требует от Сергея Александровича денег. Она всегда слишком возбуждена, экзальтированна, всегда шумно выясняет с ним отношения. Говорили, Есенин передавал ей деньги, которые с трудом наскребал по издательствам, стараясь не оставаться с ней наедине. Например, это происходило здесь, в Леонтьевском переулке,6, где в бельэтаже особняка ХIХ века последние 17 лет жил великий реформатор сцены, Константин Сергеевич Станиславский, а на первом, в полуподвале – его помощники, ученики, артисты. Вот в полутемном, большом помещении с жилыми комнатами, коридорчиками и кухней, с вечно журчащей в кранах водой, и происходила передача денег для детей, их с Есениным детей…
Леонтьевский переулок, дом 6
