что у нас есть проблема. Когда мы с Мишель были в нашем гостиничном номере и готовились к празднованию победы, я услышал стук и, открыв дверь, увидел Плауфа, Экса и Гиббса, которые стояли в коридоре и выглядели как подростки, только что врезавшиеся на отцовской машине в дерево.
"Мы проиграем", — сказал Плуффе.
Они начали предлагать различные теории о том, что пошло не так. Возможно, независимые, которые поддерживали нас, а не Хиллари, решили массово проголосовать на республиканских праймериз, чтобы помочь Джону Маккейну, решив, что наша гонка у нас в руках. Возможно, женщины, не определившиеся с выбором, резко переметнулись в сторону Хиллари в последние дни кампании. А может быть, дело было в том, что когда команда Клинтон атаковала нас по телевидению и в предвыборных рассылках, мы не сделали достаточно, чтобы подчеркнуть их негативную тактику, позволив ударам попасть в цель.
Все теории звучали правдоподобно. Но в данный момент причины не имели значения.
"Похоже, победа над этой штукой займет какое-то время", — сказал я с горькой улыбкой. "Сейчас давайте выясним, как прижечь рану".
Я сказал им, что не нужно смотреть на них с укором; язык нашего тела должен был показать всем — прессе, донорам и, прежде всего, нашим сторонникам — что неудачи являются обычным делом. Я связался с нашей расстроенной командой из Нью-Гэмпшира, чтобы сказать им, как я горжусь их усилиями. Затем встал вопрос о том, что сказать семнадцати сотням человек, собравшимся в спортзале школы в Нашуа в предвкушении победы. К счастью, я уже работал с Фавсом в начале недели, чтобы снизить триумфалистские тона в речи, попросив его вместо этого сделать акцент на предстоящей тяжелой работе. Теперь я позвонил ему, чтобы проинструктировать, что, кроме привета Хиллари, мы почти не меняем текст.
Речь, с которой я обратился к нашим сторонникам в тот вечер, в итоге стала одной из самых важных в нашей кампании, не только как призывный клич для разочарованных, но и как полезное напоминание о том, во что мы верили. "Мы знаем, что предстоящая битва будет долгой, — сказал я, — но всегда помните, что какие бы препятствия ни стояли на нашем пути, ничто не может встать на пути силы миллионов голосов, призывающих к переменам". Я сказал, что мы живем в стране, история которой была построена на надежде, людьми — пионерами, аболиционистами, суфражистами, иммигрантами, борцами за гражданские права, — которые не пали духом перед, казалось бы, невозможными трудностями.
"Когда нам говорили, что мы не готовы, — сказал я, — или что мы не должны пытаться, или что мы не можем, поколения американцев отвечали простым кредо, в котором заключен дух народа: Да, мы можем". Толпа начала скандировать эту фразу, как барабанный бой, и, пожалуй, впервые с тех пор, как Экс предложил ее в качестве слогана для моей сенатской кампании, я полностью поверил в силу этих трех слов.
Репортаж в новостях после нашего поражения в Нью-Гэмпшире был предсказуемо жестким, общий смысл сводился к тому, что порядок был восстановлен и Хиллари снова на вершине. Но внутри нашей кампании произошла забавная вещь. Как бы ни были они опустошены поражением, наши сотрудники стали более сплоченными, а также более решительными. Вместо сокращения числа добровольцев наши офисы сообщили о резком росте числа пришедших по всей стране. Наши онлайн-взносы, особенно от новых доноров на небольшие суммы, резко возросли. Джон Керри, который ранее не высказывался, с энтузиазмом поддержал меня. За этим последовали заявления о поддержке от губернатора Аризоны Джанет Наполитано, сенатора Миссури Клэр Маккаскилл и губернатора Канзаса Кэтлин Себелиус. Все они были из штатов, склоняющихся к республиканской позиции, и помогли дать понять, что, несмотря на неудачу, мы сильны и движемся вперед, наши надежды непоколебимы.
Все это было приятно, и это подтвердило мою интуицию, что проигрыш в Нью-Гэмпшире не был катастрофой, как думали комментаторы. Если Айова показала, что я реальный претендент, а не просто новичок, то спешка с моим примазыванием была искусственной и преждевременной. В этом смысле, добрые жители Нью-Гэмпшира оказали мне услугу, замедлив процесс. Баллотироваться в президенты должно быть трудно, сказал я группе сторонников на следующий день, потому что быть президентом трудно. Добиваться перемен трудно. Мы должны были заслужить это, а это означало вернуться к работе.
И мы так и поступили. Избирательное собрание в Неваде состоялось 19 января, всего через полторы недели после Нью-Гэмпшира, и мы не удивились, когда проиграли Хиллари по количеству голосов; опросы показывали, что мы сильно отстаем от нее в течение всего года. Но на президентских праймериз важно не столько количество индивидуальных голосов, сколько количество делегатов на съезде, которых вы получаете, причем делегаты распределяются на основе ряда запутанных правил, уникальных для каждого штата. Благодаря силе нашей организации в сельской Неваде, где мы вели активную кампанию (Элко, городок, похожий на съемочную площадку вестерна, с ковылями и салуном, был одной из моих самых любимых остановок), более равномерное распределение голосов по штату привело к тому, что мы получили тринадцать делегатов против двенадцати у Хиллари. Как ни странно, мы смогли выйти из Невады с ничейным результатом и вступили в следующую фазу кампании — праймериз в Южной Каролине и "супервторник" в двадцати двух штатах — имея, по крайней мере, шансы на борьбу.
Мои старшие члены команды позже говорили, что именно мой оптимизм помог им пережить поражение в Нью-Гэмпшире. Я не знаю, так ли это на самом деле, поскольку мои сотрудники и сторонники действовали с восхитительной стойкостью и последовательностью на протяжении всей кампании, независимо от того, что делал я. В крайнем случае, я просто вернул им должок, учитывая все то, что сделали другие, чтобы перетащить меня через финишную черту в Айове. Скорее всего, верно то, что Нью-Гэмпшир продемонстрировал моей команде и сторонникам качество, которое я узнал о себе, и которое оказалось полезным не только в ходе кампании, но и в течение восьми последующих лет: Я часто чувствовал себя устойчивее всего, когда все шло к чертям. Айова, возможно, убедила меня и мою команду в том, что я могу стать президентом. Но именно поражение в Нью-Гэмпшире придало нам уверенности в том, что я справлюсь с этой работой.
Меня часто спрашивают об этой черте характера — моей способности сохранять самообладание в разгар кризиса. Иногда я отвечаю, что это просто вопрос темперамента или следствие воспитания на Гавайях, поскольку трудно испытывать стресс, когда на улице восемьдесят градусов и солнечно, а вы находитесь в пяти минутах от
