Макаревич. – Вообще в тот вечер как-то совпали все мелочи, о которых мечталось. Слава богу, мы перенесли концерт из Парка культуры в Лужники и получили вдвое больше места и публики. Была восхитительная погода, хотя всю неделю обещали дождь. Был отличный звук. Я боялся, что мы со своими глотками не вытянем три с половиной часа. Но мы вытянули и с очень хорошим настроением отыграли. Была интернет-трансляция на весь мир». Добавлю, что и за сценой все происходило привычно для «машинистов»: дружественно, хмельно и сытно.
«Нам повезло в том, что всем, кто работал и работает в «МВ», хватало ума не поднимать какие-то темы, касающиеся конфликтных мировоззренческих вопросов, – говорит Кутиков. – И во время празднования 45-летия у нас сохранялась очень хорошая обстановка внутри коллектива, хотя не во всем мы были единодушны. Но старая дружба, профессиональные отношения – куда важнее. Единственное, я не мог предположить тогда, что трудности только начинаются. С основными из них ними мы столкнулись позже».
Они последовали ближе к осени 2014-го. А летом того года, несмотря на продолжавшийся прессинг Макаревича в прокремлевских изданиях и на телеканалах, «Машина» продолжала собирать гигантские аудитории. Более того, впервые ее полуторачасовой сет закрывал крупнейший отечественный рок-фестиваль «Нашествие». И опять тысячи фанов распевали вместе с «МВ» ее «нетленки». Им почему-то никак не мешала нагнетавшаяся в российском медиапространстве ненависть к старейшей рок-группе страны.
Глава 31
Прекратите шабаш!
«… Это как-то само насралось. Так о чем я мог с ними разговаривать: отреагируйте, пожалуйста?».
КАК ВЫЯСНИЛОСЬ ОЧЕНЬ СКОРО (ВСПОМНИМ СЛОВА КУТИКОВА), НАСТОЯЩИЕ ТРУДНОСТИ «МАШИНУ» ЕЩЕ ТОЛЬКО ПОДЖИДАЛИ.
Через пару недель после яркого выступления на закрытии «Нашествия» Макар спел на благотворительной акции в украинском Святогорске перед детьми – беженцами из районов боевых действий в Донецкой и Луганской областях. Мероприятие проводилось «Фондом волонтеров Украины» и имело абсолютно гуманистический характер. Но в российских СМИ его изобразили совсем иначе. И классическая пропагандистская цепная реакция из серии: «Не читал, но осуждаю…» понеслась галопом. Стало уже реально не до смеха. «Чувство юмора я стараюсь никогда не терять, насколько это возможно, – вспоминает Макаревич. – Но в 2014-м приятного было мало. И в том, что творилось вокруг, и в реакции наших властей на мои действия. Попытки побеседовать лично с кем-либо из высокопоставленных лиц я не делал. Вообще это унизительно выглядит, типа: «Дяденька, не бейте». И потом они же все, как один, уверяли, что никаких указаний не давали. Это как-то само насралось. Так о чем я мог с ними разговаривать: отреагируйте, пожалуйста?».
Одну попытку с призывом к главному должностному лицу страны обратить внимание на происходящее Андрей все же предпринял. 25 августа 2014 года привычным письменным способом через портал газеты «МК» он сообщил Путину, что за исполнение трех песен для детей в Святогорске «никакой вины за собой не чувствует» и попросил «прекратить этот шабаш», порочащий его имя. А шабаш начался конкретный. По НТВ показали запредельный опус под названием «13 друзей хунты», одним из фигурантов которого сделали Макара. Через месяц несколько гопников-националистов попытались сорвать исполнение программы «Идиш-джаз» в Московском доме музыки. Один из них распылил баллончик с едким газом, другие разбрасывали в зале всякую дрянь и кричали: «Макаревич – предатель родины!» И с гастролями «Машины» стали происходить странности. Под разными, явно надуманными, предлогами слетали уже запланированные концерты группы в разных российских городах.
«Да, после некоторых событий 2014-го у нас неожиданно упало количество концертов, – говорит Кутиков. – Когда нам доводилось общаться с промоутерами, они прятали глаза, не отвечали на вопросы.
В итоге стало понятно, что условия их работы с нашим коллективом стали ограниченными. Кем? Как? Они старались не пояснять. Но поскольку мы люди опытные и взрослые, то догадывались, что у них есть определенные сложности с местными административными структурами. Вообще детально я не занимался гастрольным вопросом. Но однажды наш тур-менеджер Алексей сказал мне, что количество звонков сократилось в 400 раз! Да, именно в 400! Это не значит, что каждый звонок – договор о концерте. Но это – вариант для обсуждения.
Скажу откровенно, с такой ситуацией мы никогда не сталкивались. И история с «Маленьким принцем», и другие проблемные моменты «МВ» в советские годы выглядели иначе. А в данном случае, на мой взгляд, присутствовало малозаметное, но эффективное административное давление. Но продолжалось оно недолго. По-моему, люди, стоявшие за этим процессом, поняли, что реакция получается неадекватной «содеянному». Поскольку мы вообще ничего предосудительного не делали. В демократическом государстве каждый ведь вправе высказывать в корректной форме свое мнение относительно происходящего вокруг нас и в жизни страны. Видимо, постепенно разум взял верх и сейчас мы особых трудностей в нашей работе не испытываем. А в тот кризисный период я, как и всегда, старался оказывать Макару максимальную моральную поддержку. Мне его позиция понятна. Будь я чуть более публичным человеком, вероятно, озвучивал бы, в несколько иной форме, те же мысли и предположения, что и он. И, возможно, попал бы под такой же пресс. Лишь однажды в тот год я заметил Андрею, что в одном из публичных высказываний он использовал лексику, прибегать к которой не следовало. Он со мной согласился. Кажется, мне удается доносить до него свои контраргументы так, чтобы он не обижался. У нас бывают периоды некой отстраненности или охлаждения. Но это нормально за 48 лет общения. Люди иногда друг от друга устают. Я знаю, что являюсь очень занудным человеком. Мне хочется все сначала продумать и потом тщательно доводить до нужно результата. А Макар часто бывает эмоциональным, спонтанным. И я ему объясняю, что порой эта спонтанность, спешка вредят делу, ослабляют его перспективы. Впрочем, это во мне говорит продюсер».
Спонтанный Макаревич, за год «после Крыма» наслушавшийся от некоторых своих вчерашних братьев по рок-н-роллу столько чуждых ему высказываний, а порой упреков лично в свой адрес, ответил хлесткой «Песней без названия», цитатой из которой завершается первая глава этой книги. В ней звучала и щемящая эпитафия завершившейся драйвовой романтике, той, что вела Макара и таких, как он, от пластинок «на ребрах», первых школьных ансамблей фактически до «Сотворения мира». Сквозь макаровскую едкость прорастала фатальная сентиментальность: «Что раскололось – не склеить по крохам/ Наперекор судьбе/Что же, прощай, золотая эпоха/Whole lotta love тебе». Но мало кто из тех, кому
