– Через день им заново приходится вживаться в себя, – говорил Дэнни Бойл. – Они – зеркала друг друга. Это сделает пьесу интересной и для актеров – они не смогут успокоиться, им придется постоянно вести спарринг.
Дэнни Бойл до телевидения и кино работал именно в театре. Он пять лет был режиссером в лондонском театре «Ройял-корт» (1982–1987). Позже он снял фильмы «Неглубокая могила», «На игле», «28 дней спустя», «Миллионер из трущоб» и «127 часов». Но для театра он ничего не ставил уже 15 лет. В этот период он также стал режиссером открытия Олимпиады в Лондоне в 2012 году; «Франкенштейна» он назвал своеобразным «мини-отпуском», отдыхом от олимпийской работы, на которую понадобилось целых два года.
Два ведущих актера пьесы, каждый день меняющихся ролями, – это сравнительно необычно, но не беспрецедентно. Еще в 1935 году Джон Гилгуд и Лоуренс Оливье в гилгудовской постановке «Ромео и Джульетты» постоянно менялись ролями Ромео и его врага Меркуцио. Почти 40 лет спустя, в 1973 году, Иэн Ричардсон и Ричард Паско попробовали тот же самый ход с Ричардом II и Болингброком. Как и Марк Райланс и Майкл Радко в 1994 году в лондонской постановке пьесы Сэма Шепарда «Настоящий Запад», где рассказывается о бурных взаимоотношениях двух братьев.
Сценаристом «Франкенштейна» образца 2011 года стал Ник Дир. Когда в одном из черновых вариантов он предложил начать пьесу с точки зрения Существа, Дэнни Бойл понял, что это «возвращает Существу его голос». Это и вдохновило его на обмен ролями.
– Начало с точки зрения Существа – это ключ ко всей адаптации, – продолжил он. – Если вы начинаете не с Виктора Франкенштейна, то нужно искать равновесие между Существом и его одержимостью своим создателем. Нам удалось найти это равновесие, дав каждому актеру по две роли.
Двойные роли не оставили места для проявления самолюбия, так что с первого же дня репетиций между двумя актерами установились гармоничные отношения.
– Наше общение совершенно не эгоистично, мы помогаем друг другу, – сказал Камбербэтч. – Если он придумывает что-то классное, я обязательно спрошу, можно ли это позаимствовать.
– У нас нет собственничества, – добавил Джонни Ли Миллер. – Мы скорее команда. Обсуждать друг с другом, что получается, а что нет, очень конструктивно. Мы много наблюдаем и заимствуем друг у друга.
Динамика работы двух актеров была отличной. Они могли делиться друг с другом своими беспокойствами и чувствовали себя командой.
Впрочем, были и проблемы; одной из них стала нехватка времени.
– Приходится делать двойную работу, – объяснял Камбербэтч, – но вот время на репетиции нам не удваивают.
Еще одна трудность – собственно заучивание ролей. Там все было запутано. Один актер мог начать учить роль, после чего сбивался из-за указаний, предназначенных для другого.
– Роли обоих персонажей, написанные на одной странице, не могут не отвлекать, – признался Камбербэтч. Но Дэнни Бойл заметил, что это вполне нормально: два ведущих актера должны стать «в чем-то одним целым… двумя нитями одной роли… Они – создатель и его сын, и обязательства в этих отношениях очень сильные». Если в дополнение к вечернему спектаклю был еще и дневной, актеры не менялись ролями, но, тем не менее, для этого все равно требовалась выносливость и сосредоточенность. Плюс тому, кто играл Существо, приходилось еще и терпеть удары.
– Ты уходишь со сцены с разбитой губой, синяками на запястьях и сбросив 5 фунтов, – рассказывал Камбербэтч. Тем не менее, за все эти пытки актеров ждала хорошая награда.
Бойл признался, что подобрать правильных актеров было жизненно важно. Он взял Камбербэтча, а с Джонни Ли Миллером работал 15 лет тому назад в фильме «На игле», но после этого не общался. Бойл сознательно решил выбрать одного хорошо знакомого ему актера (Миллера, сейчас играющего в американском сериале «Декстер») и одного незнакомого (Камбербэтча). Актеры должны быть смелыми и привлекать к себе внимание, чтобы заполнить собой большую сцену. Бойл вскоре понял, что его выбор оказался правильным:
– Главная работа режиссера – подпитывать актеров. Они ненасытны. Бенедикт и Джонни похожи на диаграмму Венна – они постоянно пересекаются.
Как и новый «Шерлок», адаптация «Франкенштейна» к двадцать первому веку, сделанная Бойлом и Диром, была очень современной, но, тем не менее, близкой по духу к исходному материалу. Мэри Шелли написала роман в 1816 году, в период, когда в ее жизни было два поэта: ее муж Шелли и Байрон.
– Она видит в Существе Байрона – благородного дикаря, – объяснял Камбербэтч, – а Шелли считает одержимым нелюдимом. Так что ее роман – это попытка осмыслить психологическую драму, которая ее окружала.
Но уродливая фигура Существа (грим для роли приходилось накладывать целых 90 минут) базировалась не на самом знаменитом экранном воплощении, сыгранном Борисом Карлоффом в фильме Джеймса Уэйла 1931 года. Болта в шее на этот раз не было, к тому же Существо даже постепенно научилось говорить, общаясь со своим создателем. Среди других исполнителей роли Существа – Роберт Де Ниро и Кристофер Ли, но и Дир, и Бойл хотели отойти от связи романа с фильмами ужасов и вместо этого сосредоточиться на исходных идеях Шелли – невероятно футуристичных для того времени.
– Шелли ожидает технологической революции, – объяснил Ник Дир. – Прошло двести лет, и наша технология достигла того уровня, что вызывал у нее кошмары.
Для зрителей пьеса – двухчасовая, без антракта – представляла сложную задачу: за кого «болеть» и кому симпатизировать – создателю или Существу? Виктор Франкенштейн не хотел детей от своей невесты Елизаветы. А Существо, созданное Виктором, стремиться быть полезным и порядочным (человечное поведение, по большей части отсутствующее у создателя), но общество сторонится его, и оно в результате становится разрушительным и агрессивным.
Детям до 15 лет не рекомендовали, если не прямо запрещали, ходить на «Франкенштейна» – отчасти из-за демонстрации обнаженного тела (Существо первые полчаса ходит голым и окровавленным), но еще и из-за сцены с изнасилованием. Тем не менее, многим подросткам удавалось проникнуть в театр, а репортер Guardian Кэтрин Беннетт пошла на представление с 13‑летней дочерью. Возрастные ограничения ее неприятно удивили. «Трудно понять, почему театр решил отказаться от стольких потенциальных зрителей, – писала она, – если только он не боится, что подростки слишком неадекватно отреагируют, когда несчастный монстр оживет и научится сначала подергиваться, а потом начнет, пошатываясь, ходить, совершенно голый, пока создатель не оденет его в широкую накидку».
