Меня, например, коммунисты в очередной раз требовали снять с должности. Затем в самом начале сентября было принято решение, согласно которому неисполнение решений Верховного Совета могло караться наказанием вплоть до смертной казни. Любых указаний. Ни больше и ни меньше.
В конце августа и начале сентября 1993 года конфронтация дошла до уровня практически открытой борьбы. Парламент все время требовал денег на свои нужды, а мне все меньше хотелось отрывать их от текущих нужд бюджета и страны. Тогда ко мне стали подсылать председателя бюджетного комитета А.Починка, чтобы он у меня «выбивал» или выпрашивал деньги. Разумеется, он не сильно преуспел, и мы выполняли только законные требования.
Как раз в это время обострилась ситуация вокруг О.Лобова, который буквально «достал» своим странным поведением почти всех, а в особенности А.Чубайса, начав вмешиваться и в приватизацию. Президент вдруг решил вернуть Е.Гайдара в правительство. Очевидно, это было связано с планами выпуска известного указа № 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации»[20], но я об этом, как и абсолютное большинство членов правительства, тогда не знал.
Поздно вечером мне позвонил наш директор в МВФ К.Кагаловский (мы с ним вместе работали в МВФ) и пригласил на дачу к Гайдару. Там Егор мне рассказал о том, что ему предложили вновь войти в правительство первым вице-премьером. Гайдар выглядел очень взволнованным и воодушевленным.
Я высказал некоторые сомнения. Во-первых, в этот раз он будет под В.Черномырдиным. Готов ли он к такому повороту? Во-вторых, он должен понимать, что как министр финансов я независим от всех, кроме премьера. Он сказал, что ему обещали-полную свободу действий, а со мной он, конечно, сработается. Я сказал, что, может, стоит меня отправить в какую-то международную организацию, чтобы я ему не мешал. На том и разошлись, а мои опасения жизнь подтвердила на 100 процентов.
В момент выхода 21 сентября 1993 года знаменитого указа № 1400 В.Черномырдин собрал членов правительства на Старой площади, мы молча заслушали сообщение по телевидению. Настроение у присутствующих было очень подавленное, все выглядели мрачными.
В.Черномырдин попросил всех высказаться. «Против», насколько я помню, никого не было. Начался период противостояния, когда парламент оставался в Белом доме и не расходился, а исполнительная власть не знала, что делать.
Мне запомнилось совещание, которое вел премьер и на котором происходили удивительные вещи. То поднимут В.Булгака и требуют все телефоны везде отключить; то вдруг начинают спрашивать заместителя министра обороны А.Кокошина, кто он такой, и требуют, чтобы пришел кто-то другой, в военной форме… Представители «органов» рапортовали, что иностранные резиденты ничего не делают, а о Белом доме сами они ничего не знают, планов не имеют и т. д. Было ощущение беспомощности и уныния. Только В.Черномырдин демонстрировал решительность и энергию.
Все в правительстве недоумевали, почему власть бездействует. Носились слухи, что П.Грачев уклоняется от активных действий и т. д. Позднее это подтвердил в своей книге и Б.Ельцин. Становилось ясно, что «сидение» парламентариев затягивается на неопределенный срок и это еще больше дестабилизирует обстановку в обществе. Короче говоря — полный разброд и шатание.
В разгар этих событий подал в отставку С.Глазьев, который тогда длительное время флиртовал с людьми типа вице-президента А.Руцкого и Ю.Скокова и не пользовался большой популярностью в правительстве.
С.Глазьев — серьезный и прямой человек, но с весьма ошибочными и даже странными взглядами по некоторым экономическим вопросам (хотя по другим проблемам мы нормально сотрудничали). Мне кажется, что, помимо чисто экономических разногласий, сыграло роль и то, что в среде реформаторов С.Глазьев всегда был на втором плане, а у левых сразу стал и остается экономической «звездой»[21].
…В конце сентября 1993 года мы с А.Шохиным поехали на ежегодную сессию МВФ и МБРР (он для этого заказал правительственный самолет). В стране кризис, а нам надо ехать обсуждать чисто экономические вопросы и проблемы сотрудничества с международными финансовыми организациями.
У нас тогда постепенно обострялись отношения с А.Шохиным. Де-факто почти всю практическую работу по международным экономическим, финансовым и кредитным вопросам вело Министерство финансов под моим руководством. А он формально был заместителем Председателя правительства по внешнеэкономическим вопросам и управляющим МВФ от России и вроде бы должен был «возглавлять» эту работу. Конфликт был неизбежен.
В.Черномырдин неоднократно обещал мне передать часть функций, которыми я и так занимался, а одновременно, как выяснилось, то же самое обещал и А.Шохину, фактически сталкивая нас. Вероятно, данную «интригу» возглавлял руководитель аппарата правительства В.Квасов.
Дошло до того, что я приказал все поручения Шохина складывать у меня на подоконнике в кабинете. А сотрудникам было приказано на совещания к нему ходить только с моей личной санкции. В результате все дела у него практически остановились.
Теперь я понимаю, что попался в ловушку и потратил силы на бесплодную борьбу с одним из немногих людей в правительстве, с которым можно было нормально разговаривать. Характер у него не подарок, но он был все-таки союзником.
В Вашингтоне А.Шохин был официальным главой российской делегации, но на эксклюзивную встречу министров финансов и председателей центральных банков стран «большой семерки» в Блэр Хаузе (напротив Белого дома) пригласили только меня, а А.Шохин и В.Геращенко этой чести не удостоились. Для А.Шохина это было крайне неприятно.
Интересно, что возвращался я в Москву из Вашингтона через Лондон 3 октября 1993 года. Самолет приземлился в Шереметьево примерно в 16.00, и, страшно устав от длительного перелета с пересадкой, я отправился сразу в Архангельское на дачу. Приехав, на всякий случай позвонил Е.Гайдару и спросил, нет ли необходимости приехать в правительство. Тот сказал, что такой необходимости нет.
Я сразу лег спать. Вдруг меня будит жена и говорит, что по телевидению взволнованно выступает Е.Гайдар и призывает всех москвичей прийти к зданию мэрии на Тверской улице. Я был озадачен. Что это все значило? Я немедленно вызвал машину, чтобы ехать на Старую площадь в правительство.
Через некоторое время к даче подъезжает какая-то «Волга» и незнакомые люди предлагают меня подвезти до работы. Я удивился. Архангельское к тому времени охранялось автоматчиками, и все боялись провокаций.
