Сам Гамсун тоже стремился создать «сельское хозяйство, основанное на индивидуальном труде и личной заинтересованности», однако это долгое время у него не получалось...
Для писателя время обретения Норвегией независимости стало и временем поиска собственного дальнейшего пути в жизни.
Свободу он обрел – и в полной мере наслаждался ею.
В первый же год после развода Гамсун пишет роман «Под осенней звездой» (1906), начало «трилогии о странниках» – «Странник играет под сурдинку» (1909), «Последняя радость» (1912).
В этих элегичных по тону романах Гамсун вновь возвращается к теме бродяжничества по родной земле. Повествование ведется от лица Кнута Педерсена, то есть самого автора. Его цель – вернуться к истокам, к простому народу и простым радостям жизни.
С мягким юмором рассказывает он о сельской Норвегии. Зорко увиденные и метко схваченные разнообразные типы людей проходят перед ним. Рассказчик движется от имения к имению, перебиваясь случайной работой: то валит лес, то проводит водопровод в пасторский дом, встречает своих старых знакомцев по прежним странствиям. Однако одиночество героя-странника уже не источник свободы, а причина жизненной трагедии.
Сам Гамсун чувствовал, что жизнь его клонится к закату, и роман пронизывает горькая мысль об одиночестве как о неизбежном уделе человека.
Он стоит вне событий и любовных игр. Он выбирает позицию стороннего наблюдателя, который продолжает жить, опираясь на собственный опыт, и благодаря ему влияет на свою судьбу.
* * *
В 1907 году Гамсун читает лекцию в Студенческом обществе, которая в очередной раз шокировала общественность Норвегии. Называлась лекция «Чти молодых», и призывала она стариков к смирению и уважению молодых, причем в довольно резкой форме:
«Что такое четвертая заповедь? Да она просто перевернута с ног на голову. Это вовсе не дети должны почитать своих родителей, а наоборот: родители – детей, и в более широком смысле – молодежь. Именно так, а не иначе!
Молодежь – это команда на корабле, который называется жизнь. В ней наша сила и благословение. Когда надо выполнять обещанное, старики пасуют, и тут вперед выходят молодые».
Сам Гамсун очень боялся уподобиться своему герою Ивару Карено, предавшему идеалы молодости, и всегда старался не менять своего мнения. Быть может, именно эта позиция и привела его к трагедии в конце жизни, хотя, как нам кажется, в последней битве именно Гамсун победил и сами обстоятельства, и своих противников...
Глава четырнадцатая
ВТОРОЙ БРАК
Если своего героя Гамсун вывел за пределы «поля любовных игр», то сам он накануне пятидесятилетия был по-прежнему подвержен страстям.
И, как перед любой бурей, в его душе воцарился штиль.
В 1907 году Гамсун переехал в Конгсберг и стал жить в отеле «Британия». Ничего особенного он в то время не писал, зато занялся живописью, плотничал и очень много гулял. Он любил уходить в лес, а еще больше – стоять на городском мосту и слышать звук бегущей воды. Звуки живой природы всегда были для Гамсуна лучшим «фоном» для жизни, потому и спал он всю жизнь с открытым окном.
В соответствии с договоренностью на лето 1908 года к Гамсуну приехала его дочь. После развода он каждый год вплоть до второй женитьбы и отъезда на Север Норвегии брал к себе Викторию на лето. «Знаешь ли ты, – писал Гамсун другу, – что у меня есть дочь с невыразимо прекрасными глазами чудесного голубого цвета, которая прелестна, чего нельзя сказать обо мне? Я люблю ее больше самого себя».
Однако приближающаяся старость, границу которой сам писатель определял в пятьдесят лет, вовсе не мешала ему прожигать жизнь. О его вечеринках и проделках на них ходили легенды. Он мог, например, приехать в Кристианию и произнести речь, стоя на столике в дорогом «Гранде» и поливая шампанским оркестр.
Но, как пишет Туре Гамсун, не все было так просто: «Он первый приходил на помощь другу, был галантным рыцарем, а также одиноким и горячо кающимся грешником.
Однажды вечером знаменитая певица Салли Монрад сидела с мужем в ресторане «Спейлен». Это было великолепное зрелище. Прекрасное бледное лицо певицы выражало невозмутимый покой и чувство собственного достоинства, время от времени по ее губам скользила улыбка и пряталась в больших зеленоватых глазах. Благородная, изысканная, безупречная.
Недалеко от ее столика сидел Гамсун с друзьями – компания веселилась от души. Неожиданно Гамсун встал, показал на фру Монрад длинным дрожащим пальцем и крикнул:
– В такое лицо хорошо бы плеснуть купоросом!
Наступила тишина.
Что это Гамсун сказал? Улыбка фру Монрад сразу увяла. Ее муж приподнялся на стуле и тут же плюхнулся обратно. Гости замерли. Может, Гамсун сошел с ума? Официанты нервно топтались на месте.
Скоро Салли Монрад и ее муж встали и покинули зал – невозмутимые, безупречные, только очень бледные.
За столиком Гамсуна возникло волнение.
– Ты что, спятил? – прошептал Сигурд Бедткер. – Плескать купоросом в лицо Салли!
Гамсун не ответил. И вышел из зала.
Но когда фру Монрад с мужем покидали гардероб, у входной двери они наткнулись на Гамсуна, стоявшего на коленях, он даже снял башмаки...»
* * *
«В „Гранде“ за большим столом сидят несколько друзей Гамсуна, официант то и дело подносит им пиво. Появляется Гамсун, подойдя поближе, он обнаруживает среди друзей человека, которого недолюбливает. Гамсун обходит их столик и садится отдельно... Весь вечер он проводит в одиночестве, немного пьет, он устал...
Кафе собираются закрывать, друзья Гамсуна давно ушли, наконец официант Килленгрен подходит со счетом. Гамсун так и не отдохнул, он расплачивается, и ему вдруг приходит в голову, что милому, исполнительному Килленгрену следует дать большие чаевые. Он дает Килленгрену сто крон, официант берет деньги и кланяется. Как будто все.
Но, к несчастью, небезызвестный велосипедист Гресвик сидел невдалеке и был свидетелем этой сцены. Гресвик, движимый лучшими побуждениями, решил, что Килленгрену следовало отказаться от таких больших чаевых, которые ему дал не вполне трезвый писатель; свою точку зрения он сообщил Килленгрену, метрдотелю и директору. Килленгрен пытался объяснить, что Гамсун, если ему взбредет в голову, имеет обыкновение давать на чай сто крон и протестовать в таком случае небезопасно, но это не помогло. Директор пригрозил, что уволит его, если Килленгрен не принесет письменное уведомление от Гамсуна, что у того нет к Килленгрену никаких претензий.
На следующий день Килленгрен принес такое письмо:
"Я, Кнут Гамсун, еще не лишен права распоряжаться своим имуществом и потому заявляю, что этот чертов велосипедист не смеет совать нос в мои чаевые.
С уважением
Кнут Гамсун"» [114] .
Словом, Кнут Гамсун любил и умел и погулять, и почудить. Безусловно, было в этом что-то театральное, хотя театр он и ненавидел. Быть может, поэтому и свою вторую жену Гамсун встретил в театре.
* * *
В 1908 году Национальный театр в Кристиании решил поставить пьесу Гамсуна «У врат царства». Молодой и талантливой актрисе Марии Андерсен обещали дать роль Элины Карено.
В то время Марии исполнилось 26 лет, она подавала большие надежды – и была несвободна. Когда Гамсун познакомился с фрекен Андерсен, она уже шесть лет состояла в гражданском браке с директором театральной труппы Доре Лавиком и в театральным кругах была известна под именем Марии Лавик. Это создало серьезные проблемы. В первые дни знакомства Марии и Кнута самого Лавика в Кристиании не было – он находился на гастролях с труппой.
Марию же представил Гамсуну директор Национального театра Вильгельм Краг, который предполагал, что актрисе необходимо обсудить роль с автором пьесы.
Гамсун был просто сражен ее красотой и с восхищением воскликнул: «Господи, до чего же вы прекрасны, дитя мое!»
