провалившимися животами.
Это все впечатления. Но шла работа. Армия вела тяжелые бои против немецких соединений. А они оставались и крепкими, и боеспособными. Вспоминается допрос пленного танкиста оберлейтенанта, проведенный полковником Черных с Корнблюмом. Немец вел себя вызывающе спокойно. На вопросы отвечал. Свое пленение объяснял случайностью, связанной с внезапностью. Он выскочил из горящего танка и тут же был схвачен нашими лыжниками. На вопрос, велики ли потери, ответил: «Потери считаются большими, если они превосходят потери противника, а в этом смысле потери немецких войск незначительны». Корнблюм ввернул: «Ваши расчеты очень совпадают с наблюдениями доктора Геббельса». Оберлейтенант парировал: «Если мнение фронтового офицера совпадает с мнением, выработанным за письменным столом, значит оно верно». Следовательно, немцы не были разбиты. И все-таки немец заблуждался. Потери противника, и в людях, и в технике были несравненно больше наших. Уже в начале наступления я познал прелесть трофеев. Сигареты оказались очень скверными, к сигарам (даже хорошим) я так и не привык, терпимым показался на первых порах ром, бесспорно вкусным был эрзац-мёд и натуральный венгерский шпик. Ничего собственно итальянского мне не досталось.
Была интересная беседа с пленным и у меня. Но прежде я расскажу об очередной своей глупости. Человек пять немецких солдат и капитан сидели под охраной в караульном помещении. Было тепло. Не помню, при каких обстоятельствах я оставался тут же. Так или иначе, пленные были допрошены, и я разговаривал с ними не по делу. Капитан провел ладонью по лицу и выразил сожаление о том, что давно не брился. И я дотронулся до подбородка и обнаружил некоторые следы растительности. Оказалось, что среди пленных солдат есть парикмахер, у меня, конечно, имелась великолепная опасная бритва, которой я и предложил воспользоваться всем (не могу без широких жестов). О том, что я совершил глупость, понял в тот момент, когда парикмахер-профессионал брил меня в области горла. «А вдруг полоснет» – подумал я, но тут же успокоился: «А для чего ему это делать? Бежать-то некуда». И сразу такая мысль: «А все-таки я ведь дал немцам холодное оружие». Между тем охрана, под впечатлением моих вольностей, благодушествовала. Часовой сидел, прислонясь к стене, покуривал и весело наблюдал за процедурой бритья. Кажется, он тоже намеревался побриться. До этого все же не дошло. В общем, обошлось. Разумеется, реальной опасности нападения со стороны пленных, вооруженных только бритвой, не существовало. Кроме часового, в соседней комнате отдыхало много бойцов. Но если бы в момент парикмахерской мистерии в караульное помещение заглянул кто-нибудь из начальства, спознаться бы мне, если не с трибуналом, то с особым отделом во всяком случае… Штрафные роты, между прочим, существовали… Но все обошлось, а с капитаном я проговорил до поздней ночи. Вел он себя совершенно спокойно, откровенно распространялся о случайности наших успехов, объясняя их морозами, не верил в возможность десанта союзников через Ла-Манш, ссылался при этом на неудачу их у Дьеппа летом 1942 г. Военным действиям в Африке он никакого значения не придавал. С воодушевлением говорил о «фюрере», о «Mein Kampf» и прочих хорошо известных штучках. Негодовал на англичан за бомбардировки Германии. Нет… Немцы еще не были разбиты. Зимой 1943 они не верили в свое поражение. Венгров и итальянцев они костили вовсю. Итальянцы действительно были деморализованы. На вопрос о том, куда отступают, отвечали одним словом: «Рома!» Среди немцев твердость проявляли и простые солдаты. Однажды какой-то парень лет 20 спокойно отвечал на вопросы, а когда я попытался заговорить на «вольные темы», о Гёте, о Гейне, он отвечать не стал. Отвернулся, уставился в стену, вызывающе молчал.
Весь февраль 1943 г. Армия быстро продвигалась вперед. Мелькали села и городки. Сопротивление противника нарастало. Я знал, что наши войска испытывают большие трудности с боеприпасами. И действительно, по плохим дорогам, в основном на санях, подвозить их было делом очень сложным. Я оказался свидетелем трудностей поддержания связи с войсками. В Богодухове капитан из разведотдела Прочаев вынужден был отправиться на самолете У-2 искать одну из наших дивизий, не нашел, зато перелетел где-то линию фронта, попал под обстрел немецких зенитных пулеметов и с трудом вернулся к себе.
В начале марта немцы сосредоточили крупные силы пехоты, среди которых были дивизии СС, и танков, включавших некоторое количество, в тот момент совсем новых, тяжелых машин – «Тигров», и перешли в наступление. Я, конечно, не знал размаха событий. Мне было известно, что происходит перед фронтом Армии. Выявилась новая 332 пехотная дивизия. Шла речь о том, что немцы ведут наступление двадцатью пятью дивизиями. Насколько это верно, не знаю. События повернулись так, что 40 Армия стала отступать. Бегства не было. Шли очень ожесточенные бои. Но войска отступали. Великим бедствием был недостаток боеприпасов. Я оказался невольным свидетелем разговора, состоявшегося между начальником оперативного отдела Армии полковником Белодедом и командиром 340 стрелковой дивизии генералом Мартирасяном. Дело было около городка Богодухов. Горячий, как огонь, генерал в бурке, накинутой на плечи, говорил полковнику: «К дому, в котором я разместился, приблизился танк, и у охраны не было гранат, чтобы защищать своего командира». Этой встрече с генералом Мартирасяном предшествовали тяжелые события.
В небольшой деревушке близ Богодухова размещалось ВПУ Армии. Уже почти все уехали, оставался полковник Белодед, еще несколько офицеров, лейтенант из штаба артиллерии и я. По телефону узнали, что к Богодухову подошли танки, но их обстреляли, и они отступили. Совсем близко слышались звуки боя. Гудели орудия, строчили пулеметы. Мы выехали в Богодухов, намереваясь добраться до деревни Крысино, где, как предполагалось, находился штаб одной из дивизий. Богодухов казался вымершим. На улицах – никого. Помню: на минутку остановились наши машины, на них пристально смотрит какой-то одинокий калека. Потом мы добрались до высотки на дороге в Крысино. Деревушка лежала в лощине, и, видимо, бой шел именно здесь. В синем закатном мартовском небе рвались бризантные снаряды, слышались пулеметы. Навстречу нам попался раненый солдат, сказал, что в Крысино немцы и пошел к нашим грузовикам, полковник Белодед решил все-таки проверить полученную информацию. Метрах в ста впереди шел майор оперативник с бойцом из охраны. Мы увидели, как в их сторону посыпались трассы пуль. Майор и боец залегли за какой-то холмик. Я просил полковника не ходить дальше. Он не стал меня слушать. Я взвел автомат, и мы двинулись вверх по холму. Вдруг из-за бугра с громом и лязгом показалась громада танка. У нас под ногами взлетели куски льда. Танк повел огонь из пулемета. Полковник Белодед тяжело побежал и крикнул: «Кац, дай руку!» Я схватил его и потянул в
