Вячеслав Пальман - Кольцо Сатаны. Часть 1. За горами - за морями

Агроном ушел, Сергей стоял столбом, ошарашенный. Боже, какая радость! Как в сказке!

Из лагеря Морозов вышел с вещичками под рукой и все оглядывался, все не верил, что совсем один, без конвоира. По дороге ему встречались хорошо одетые люди, они выходили из большого одноэтажного дома, продолжали какие-то неоконченные разговоры, не обращали никакого внимания на парня. Сергей носил теперь комбинезон из грубой синей ткани, который выдал ему покойный Антон Иванович на Дебине. Под рукой он нес крепко постаревший полушубок, шапку, пару белья — все свое при себе. С любопытством всматривался в лица людей, непохожих на лагерных сотрудников. И догадывался, что это идут с работы его коллеги — агрономы, зоотехники, землеведы, поскольку выходили они из здания, где висела доска с надписью: «Управление сельским хозяйством Дальстроя НКВД СССР».

Он поднялся наверх, к теплице. Она светилась всей своей покатой стеклянной стеной, отпотевшей изнутри. Открыл дверь, толсто обитую мешковиной, на него пахнуло влажным теплом, терп-ким запахом помидоров, привядшей зеленью. Вот она, его неоконченная академия, его еще непознанное дело?

Из узкого прохода на Сергея смотрел старый сутуловатый человек с седой бородой и седыми редкими волосами на голове, смотрел изучающе-остро, с любопытством и некоторым недоверием.

— Ну, здравствуй, помощничек, проходи, не стесняйся. — И открыл дверь в комнатку, пристроенную к теплице с северной стороны. — Вот это твой топчан, клади вещички. Э, да ты без матраса и без подушки. Ну, ночь проспишь, а завтра добудем. Умывайся, и сядем поужинаем, чем Бог послал.

Когда Морозов стеснительно сел за стол, хозяин теплицы сказал:

— У тебя хорошее русское лицо. И молод ты, сынок. Вся жизнь впереди, только неладно она у тебя началась… Где родился-жил?

Морозов рассказывал, а Кузьменко слушая, ставил подогревать сковороду с картошкой, налил воды в чайник и только изредка задавал вопросы. Его неторопливая, по-стариковски медлительная манера все делать наверняка и добротно, его ровный голос, интеллигентная манера слушать, не перебивая, побудила Сергея разговориться. Он пересказал свою жизнь, и жизнь семьи без отца, и свою беду — не преувеличивая и не жалуясь. И пока говорил, Кузьменко вскипятил чай, положил в чайник мяту, комнатка наполнилась приятным домовитым духом. Так же, не спеша, поставил на стол сковородку с картошкой, разрезал вдоль два огурца, три помидора и нарезал хлеб.

— Довольно, сынок, ты и так разбередил себя. Приступим к трапезе, а я расскажу тебе, что делать с утра. Видел как ты работаешь. Мне сверху парника все видно как на ладони. Но черновая работа тебе не к лицу. Наше дело надобно знать не от и до, а проникнуть в жизнь растения и земли, если хочешь быть настоящим агрономом. Знания спасут тебя. Работа в этом северном крае многосложная и трудная, потому как природа Колымы страшна и коварна, ее нужно понять, чтобы использовать все пригодные стороны. Когда укрепишься в знаниях и опыте, ценить будут, на статью твою не посмотрят. Встречал я дипломированных, но и они перед Колымой пасуют, боятся ее, потому и ничего толкового сделать не могут. Присоветую тебе: начинай учиться, наблюдать так, будто за спиной только общая грамота. С практики начни. Каторжный срок твой кончится — и станешь настоящим специалистом по северному растениеводству, в таких людях здесь большая нужда. Вот такая твоя дорога.

Сергей слушал, ел чудесную, с укропом, картошку, пил чай и понимал, что судьба еще раз сделала ему подарок, сблизив с Учителем, полным мудрости и опыта. Спросить Василия Васильевича об образовании или специальности он не решался, одно понимал: перед ним Мастер высокого класса.

— Спать хочешь? — спросил Кузьменко, вглядываясь в теплое, размягченное лицо Морозова.

— Может, дело какое в теплице есть?

— Угадал. Мы сейчас две печи затопим на ночь. Дневные две остывают, а помидорам и огурцам ночью опасно, если будет ниже десяти градусов. Дрова у меня колотые, только принести и разжечь. Вдвоем это нам нетрудно. А уж потом с легкой душой и ко сну.

Каждый проход по длинной теплице с охапкой дров на груди для Сергея был открытием. Секция огурцов. Секция помидоров. Зеленый лук в уголке, укроп, петрушка — ни вершка пустой земли, сплошное торжество зелени.

И уж совсем чудом казались резные сине-зеленые плети арбузов на верхнем ярусе — полосатые, некрупные, но теплые живые арбузы и дыни!

— Неужели это настоящие? — вырвалось у него.

— Муляжи, — хитровато ответил Кузьменко. — Для услады глаза.

— Нет! — Сергей засмеялся. — Вы меня не разыгрывайте, Василий Васильевич. Это настоящие! Никогда не поверил бы, но глаза не обманывают.

— Все надо уметь и знать, Сережа. Вон какой город рядом! Сколько тут людей живет. И у всех — хороших и дурных — случаются радости и горести. Все вспоминают о цветах. Случаются моменты, когда один арбуз может крепко помочь совхозу, отведет беду. Мы так-то уже не раз удерживали властных полковников, которые посягали на заключенных специалистов. Откупались, одним словом.

Спать они легли около полуночи. А в пять Кузьменко был уже на ногах. Он тихо ушел в теплицу, но чуткий Сергей тотчас вскочил, умылся и пошел следом за тепличником. Кузьменко не удивился.

— С добрым утром, Сережа. Как спал? Ну-ка, посмотри на влагомер, какая у нас влажность?

— Девяносто пять.

— Открой две-три фрамуги в помидорной секции, такая влага там ни к чему. И растопи одну печь.

Сам он накинул телогрейку и вышел свернуть со стекла маты. День был свежий, слегка морозило. Стоя в приямке у загудевшей печи, Сергей услышал голос Пышкина и подумал с уважением: главный начинает рабочий день с раннего утра, раньше, чем в лагере. Они говорили с Кузьменко о погоде, потом агроном спросил:

— Как твой новенький?

— Толковый и добрый.

— Ну и отлично. Хозяйству польза, ему — опыт и практика.

Когда Кузьменко вернулся в теплицу, две печи уже гудели.

— Как будет пятнадцать-шестнадцать, приглуши топку, пусть тлеют. Ветра на улице нет, легкий мороз. Осень нынче затянулась. В прошлом году в эту пору случались морозы под тридцать. Сейчас мы с тобой почаевничаем и будем собирать помидоры, огурцы. Спелые с куста долой, молоди простор дадим. Видел, сколько завязи на огурцах? Большие они уже не вырастут, света мало, а мелкие пойдут на маринады.

— А зимой?

— Зимой выгонка лука. С «материка» привозят репчатый, мы его высаживаем, зеленое перо скоро вырастает. Для людей зелень при снеге — большой подарок. Это Пышкин придумал. Он большой знаток закрытого грунта, мастер.

Вечерами, перед сном Василий Васильевич расспрашивал Сергея о жизни на «материке». Оказывается, его арестовали еще в двадцать девятом году, а в начале 30-х привезли на Колыму. Совхоз начинался при нем.