Вячеслав Пальман - Кольцо Сатаны. Часть 1. За горами - за морями

Сергей ничего не отвечал, только склонял голову. Да, конечно, надо помнить — где ты и кто приглядывает за тобой. До лагеря он не был таким взрывным, как здесь, где все страшное и нелюдское увидел во всем его безумии.

За несколько дней до Нового, 1939 года в теплицу пришел незнакомый человек. Был он худ лицом, со впалыми щеками и болезненным цветом лица, но с глазами яркими и живыми. Поклонился, подал обоим руку, сказал: «Бычков» и заявил:

— Мне поручено передать вам, Морозов, приглашение Пышкина прийти к нему в кабинет. Сейчас. Вместе со мной.

— Что-нибудь произошло? — Голос Сергея был скорее удивленным, чем испуганным.

— На рабочий разговор. Вернее, на разговор о работе.

По дороге Сергей узнал, что Бычков тоже заключенный, по профессии землеустроитель-топограф, но допущен к бесконвойному передвижению — «по роду деятельности», — добавил с иронией. Тогда же он поведал, что совхоз получил срочное задание вдвое увеличить площадь огородов, найти и освоить еще восемьдесят гектаров. Для этой цели Пышкин организует полевую партию. Бычков ее возглавит и будет рад, если Морозов возьмет на себя роль почвоведа и геоботаника.

Сергей удивленно развел руками:

— Какой из меня геоботаник! Ладно, почву я как-нибудь пойму, с подзолами много занимался. А вот северная флора… И почему зимой, а не летом?

— Срочное указание из Управления сельским хозяйством.

В дверях он пропустил Сергея вперед.

У Пышкина сидел то ли седой, то ли очень светловолосый человек с такой большой лысиной и с таким минимальным ободком волос по краям, что судить о его возрасте было трудно, тем более что по лицу — свежему «розовому, как и лысина, — его можно было отнести к молодым. Рука, которую он подал Морозову, была пышной и горячей.

— Вот это наш почвовед, — сказал агроном. — Как видите, молод, с небольшим опытом, но с жаждой к познаниям.

И лукаво посмотрел на Морозова. Сергей покраснел.

— Очень приятно, — сказал розовый человек и назвал себя удивительной фамилией — Руссо. Он отодвинул стул, предлагая Морозову сесть рядом.

— Садитесь, поговорим, — Пышкин глянул на Бычкова и Морозова: — С плохой землей Морозов, кажется, знаком. В Рязанской области много лесных подзолов, так? Здесь выраженных подзолов нет. Не дозрели до этой стадии. Зато есть нечто более молодое, зачаточное, ну и, конечно, пойменные. Иногда и по плодородию приличные. Нам предложено найти и распахать уже этой весной десятки дополнительных гектаров. А вот где — это вы, Морозов, вместе с Бычковым укажете на карте, которая должна быть вот на этом столе, ну, скажем, в мае-июне месяцах.

Человек с фамилией знаменитого мыслителя был не философом, а почвоведом Управления. Он участвовал в создании нескольких колымских совхозов и, как признавался, не всегда удачливо. Говорил он улыбчиво, с извинительной какой-то интонацией, поглядывая на собеседников. Словом, хотел, чтобы они поняли, как все это не просто, потому что на формирование здешних почв влияние оказывает не только климат, но и рельеф и места с особенным микроклиматом, горами и лесами. По его мнению, в зоне ихнего совхоза было только два ареала, где можно отыскать пригодные под пашню массивы. И назвал Дальнее поле и 23-й километр. В заключение он все с той же улыбкой заявил:

— Рекомендую послать партию на топосъемку и картографию в район Дальнего поля, а второй район отложить до весны, поскольку пойма реки Дукчи там всюду покрыта толстой наледью и это ставит под сомнение возможную распашку: лед вытаивает только в июне. Что вы думаете? — И голубые глаза его обратились к Пышкину.

— Понимаю и соглашаюсь. — Пышкин наклонил голову: — Ваше мнение, Бычков?

— Я обошел Дальнее поле до снега, — сказал топограф. — Наледи там исключены: слабый ручей, глубокое русло. Но вся долина изрезана понижениями. Сплошного марива не будет, куски под пашню в три, в десять гектаров. Растет крупный вейник, пища для корней имеется. Интересен склон Дукчанской сопки, но он мокрый, где-то выход грунтовых вод. Партию можно основать в семи километрах от трассы. В десяти отсюда. Нужен помощник и двое рабочих.

Пышкин посмотрел на Сергея.

Сергей спросил:

— В Управлении есть агрохимическая лаборатория?

— Анализы проб я беру на себя, — сказал Руссо. — В лаборатории у геологов отличное оборудование.

— Еще нужны книги, особенно о вечной мерзлоте. И «Почвоведение».

— Разыщем. Это хорошо, что вы вспомнили о вечной мерзлоте. Можно сейчас зайти ко мне, выберем нужные. «Мерзлотоведение» Сумгина я привез с «материка».

— Коротко и ясно. — Пышкин прихлопнул ладонью по бумагам. — Бычков, вы подбираете трех рабочих. Один уже есть. Это Любимов, сторож на Дальнем поле. Палатка, инструмент, одежда — вот забота. Инструмент имеется… Действуйте, Бычков. Если говорить откровенно, — тут он в упор посмотрел на Руссо, — то все нынешние хдопоты надо бы проводить по меньшей мере пятью годами раньше, в пору освоения Колымы. Но это уже не наши с вами упущения. После Билибина все бросились искать золото, тогда как обстоятельства требовали сперва создать условия для нормального проживания людям, а то ведь… Лес почти вывели. Почвы не знаем, про сенокосы никто и ничего, а без освоения лугов нельзя разводить крупные стада. Без коров и бычков не будет навоза. Без навоза не освоить слабые почвы. Логично, товарищ Руссо?

— Так, Василий Николаевич. — Руссо встал. — Но лучше поздно, чем никогда. Можно только предполагать, чем вызваны директивы Дальстроя.

— Два дня на все хлопоты и вы, Бычков, со другами, отправляйтесь на поиск земель, которые можно сделать плодородными. Вопросы есть? — и почему-то посмотрел на Сергея.

Он возвращался в теплицу с пятью книгами в руках. И на ходу перелистывал то одну, то другую. Не терпелось. Какой занятный этот Руссо! Ни единым словом за почти часовую беседу он не подчеркнул разницу в их социальном положении, говорил на равных, даже показал закладки, где можно найти ответ на главные вопросы.

Василий Васильевич встретил новость с недоумением и даже обидой:

— Не нашли другого! В управлении полон дом специалистов, а послали тебя. Будем надеяться, что уходишь ненадолго и вернешься ко мне как раз в месяцы самой интересной работы.

— Тут недалеко, Василий Васильевич, я заходить буду. Смотрите, сколько книг! — Глаза его азартно блестели.

Ранним утром третьего дня полуторка увезла двух рабочих, Бычкова и Морозова, на Дальнее поле. Сгрузили пожитки у хаты, где жил сторож Любимов, в машину набросали мерзлого турнепса, она укатила, а поисковики уселись отдохнуть.