История не сохранила никаких свидетельств переезда Натальи Николаевны из Петербурга в Полотняный Завод. Остается только предполагать, чего стоили ей эти 5–6 дней пути из трагического «вчера» в неизвестное «завтра».
О чем она думала? Какие «дорожные жалобы» терзали ее сердце?
Наверное, она не могла не вспомнить, что 18 февраля 1831 года в Москве, в церкви Большого Вознесения у Никитских ворот, неподалеку от дома родителей, где прошла ее юность, она венчалась с Пушкиным…
«Венчались в приходе невесты у Большого Вознесения. Во время венчания, когда молодые шли кругом, Пушкин, задев нечаянно за аналой, уронил крест и Евангелие. При обмене колец, его кольцо упало на ковер, затем у Пушкина погасла свечка. Он побледнел и сказал: „Все это плохие предзнаменования“»{274}, — вспоминала княгиня Е. А. Долгорукова.
…А потом на арбатской квартире в их честь был устроен свадебный ужин, на котором присутствовали родители с обеих сторон, сестры и братья, и где, по воспоминаниям той же княгини Долгоруковой, тогда еще — Малиновской, всем «распоряжался Левушка», брат Пушкина.
Бывшая крепостная, воспитанница Натальи Ивановны Гончаровой, Авдотья Кузьминична, вспоминала, что когда та «вернулась со свадьбы дочери и Пушкина, и вошла в свою спальню, со стены сорвалось ее зеркало-трюмо и разбилось вдребезги. „Не пройдет это даром“, — сказала она и всю жизнь вспоминала об этом»{275}.
Несколько дней спустя Александр Яковлевич Булгаков писал своему младшему брату Константину Булгакову, петербургскому почт-директору:
«Пушкин славный задал вчера бал. И он, и она прекрасно угощали гостей своих. Она прелестна, и они, как два голубка. Дай бог, чтобы всегда так продолжалось…»{276}.
Увы, этому счастью было отмерено судьбою всего шесть неполных лет…
После гибели Пушкина графиня Долли Фикельмон записала в дневнике:
«Несчастную жену с большим трудом спасли от безумия, в которое ее, казалось, неудержимо влекло мрачное и глубокое отчаяние»{277}.
Наталья Николаевна уехала из Петербурга, а там в эти дни все еще продолжалось слушание дела о дуэли.
18 февраля 1837 года
Из-под домашнего ареста Дантес был переведен на гауптвахту.
В этот же день арестован Михаил Юрьевич Лермонтов.
19 февраля 1837 года
Окончено Военно-судное дело «над Камергером Двора Его Императорского Величества Пушкиным…»
Вынесенный приговор гласил:
«…Комиссия военнаго суда соображая все вышеизложенное подтвержденное собственным признанием подсудимаго Поручика Барона Геккере-на находит как его, так и камергера Пушкина виновными в произведении строжайше запрещеннаго законами поединка а Геккерена и в причинении пистолетных выстрелов Пушкину раны, от коей он умер, приговорила Подсудимаго Поручика Геккерена за таковое преступное действие по силе 139 Артикула <…> повесить, каковому наказанию подлежал бы и Подсудимый Камергер Пушкин, но как он уже умер, то суждение его за смертью прекратить а Подсудимаго Подполковника Данзаса <…> по силе 140 воинска-го Артикула повесить. Каковой приговор Подсудимым <…> объявить и объявлен а до воспоследовании над ними конфирмации (т. е. утверждения. — Авт.) на основании доклада Генерал Аудитора Князя Салагова от 18 Июля 1802 года содержать под строгим караулом»{278}.
Еще со времен Петра I на все виды дуэлей в России, как известно, был наложен запрет, и нарушение его каралось жесточайшим образом — смертной казнью через повешение. Об этом гласили Артикулы 139 и 140.
«ИЗ ВОИНСКАГО СУХОПУТНАГО УСТАВА:
Артикул 139. Все вызовы, драки и поѣдинки чрезъ сiе наижесточайше запрещаются такимъ образомъ, чтобъ никто, хотя бъ кто онъ не былъ, высокаго или низкаго чина, прирожденный здѣшний или иноземецъ, хотя другiй, кто, словами, дѣлом, знаками или инымъ чемъ къ тому побужденъ и раззадоренъ былъ отнюдь недерзалъ соперника своего вызывать, ниже на поѣдинокъ съ нимъ на пистолетахъ или шпагахъ бится. Кто противъ сего учинитъ, оный всеконечно какъ вызыватель, такъ кто и выдетъ, имѣетъ быть казненъ, а именно, повѣшенъ, хотя изъ нихъ кто будетъ раненъ или умерщвленъ, или хотя оба неранены отъ того отойдутъ. И ежели случится что оба или одинъ изъ нихъ въ такомъ поѣдинкѣ останется, то ихъ и по смерти за ноги повѣсить.
Артикул 140. Ежели кто с кѣм поссорится и упросить секунданта (или посредственника), онаго купно съ секундантомъ, ежели пойдутъ и захотятъ на поѣдинкѣ бится, такимъ же образомъ, какъ и въ прежнемъ артикулѣ упомянуто, наказать надлежит»{279}.
Естественно, что суровость законов петровской эпохи для современников Пушкина казалась чрезмерной, и все ждали сло́ва императора, его решения — быть или не быть «по сему».
В ходе следствия вскрылись многие детали и события, предшествовавшие дуэли, и поэтому 19 февраля А. И. Тургенев мог подытожить в письме брату Николаю: «Гнусность поступков отца Гекерна раскрывается».
После окончания суда дело было передано в Аудиториатский департамент военного министерства.
В тот же день, 19 февраля, Наталья Николаевна прибыла в Москву и, переменив лошадей, отправилась дальше, в Калужскую губернию.
21–22 февраля 1837 года
21–22 февраля Н. Н. Пушкина прибыла в Полотняный Завод.
Имение ее деда, Афанасия Николаевича Гончарова, находилось в Медынском уезде Калужской губернии, в 30-ти верстах от Калуги.
«Местоположение Полотняного Завода — прелестное. Помещичья усадьба с великолепным старинным господским домом на самом берегу реки. Не так далеко от него стоит на берегу реки деревянный флигель, слывущий до сих пор в народе под названием дома Пушкина. В нем поэт постоянно живал после своего брака, приезжая гостить к Гончаровым»{280}, — писал позднее Якову Гроту В. П. Безобразов.
Когда-то, еще в петровские времена, предок Гончаровых, Афанасий Абрамович, имел на реке Суходрев полотняный завод и бумажную фабрику. Петр I, создававший в те времена российский флот, покровительствовал Гончарову. Парусные полотна его фабрик имели большой спрос в России и за рубежом. Бумага его считалась лучшей в России. За заслуги перед отечеством Елизавета I, а затем и Екатерина II специальным указом подтвердили право Гончаровых на потомственное дворянство, выданное уже внуку Афанасия Абрамовича — Афанасию Николаевичу, деду Натальи Николаевны.
22 февраля 1837 года
Из «Объяснения корнета лейб-гвардии Гусарского полка Лермонтова» по поводу стихов на смерть А. С. Пушкина: