Труднее всего было лежать под проливным дождем в какой-нибудь канаве и от усталости то и дело проваливаться в сон. Замерзшие, голодные, измученные, мы ждали, когда офицеры пройдут сквозь зону нашей «засады», устроенной на высоте в болотистой местности Йоркшира, которая простиралась вокруг казарм.
Часто они так и не показывались, и тогда мы собирали свои мешки и снаряжение и под утро возвращались в лагерь, где обязаны были вычистить все до блеска.
Только после этого мы падали в постели и на два часа забывались мертвым сном.
Я стал страшиться сигнала тревоги, который после этих двух жалких часов сна поднимал нас и выгонял на утренний кросс.
Я чувствовал себя совершенно разбитым. Но, несмотря на все эти трудности, с каждым днем мы постигали все больше тонкостей профессиональных навыков, необходимых спецназовцу.
Собственно, в этом и состоял смысл этой стадии тренировок: способны ли мы действовать эффективно, находясь в состоянии усталости.
Особенно мне запомнилось одно раннее утро, когда мы выполняли обычный кросс с партнером на спине. От слабости и перенапряжения всех подташнивало. Я как раз почувствовал, что не в силах дальше бежать со своим грузом на спине, когда сзади послышался звук удара и затем вскрик боли.
Я оглянулся и увидел на бетонной дорожке рекрута с залитым кровью лицом.
Оказалось, парень, который тащил своего напарника на закорках, покачнулся на бегу, и напарник ударился головой об оказавшийся рядом фонарный столб с такой силой, что его сбросило на землю. Срочно прибыли медики, и нас отпустили на полчаса раньше. Мы страшно обрадовались этой передышке. Но такое случалось крайне редко – этот случай был единственной поблажкой за целых две недели.
Недостаток сна стал тяжело сказываться на моем состоянии. Невозможно знать, как ты будешь действовать, когда несколько дней практически не спишь. Страдало все: настроение, способность сосредоточиться и четко выполнять задание. А ведь к этому мы и готовились. Но так и было задумано: расколоть тебя и посмотреть, из какого материала ты сделан.
Я помню, как во время одного занятия (ужасно скучной лекции о различной проникающей способности пуль и снарядов разного типа) я посмотрел на Тракера и увидел, что через каждые две минуты он щиплет себя за руку, чтобы не уснуть.
Мне стало смешно, и моя сонливость пропала.
Больше всего изматывало то, что мы находились под непрерывным наблюдением. И это было тщательно продумано: офицеры смотрели, способны ли мы выполнять задания в определенные нормативом сроки, когда находимся на пределе своих сил.
Я с нетерпением ждал заключительных четырехдневных учений, когда мы отправимся в разведку и окажемся одни, без этих пристальных и оценивающих взглядов.
Последние испытания начались в холодный предрассветный час (как обычно), но без кросса (вопреки обыкновению), и мы отправились в разведку по четыре человека в группе.
С этого момента мы ни с кем не могли общаться, кроме членов нашей маленькой группы или ячейки. (Это правило безопасности принято с той целью, чтобы в случае пленения наша группа ничего не знала о заданиях других разведывательных групп. Оно заставляет группу полностью сосредоточиться на выполнении своей задачи.)
Каждой группе сообщили, в чем будет заключаться специфика ее задания.
После этого весь день прошел в подготовке: мы старались освободиться от лишних вещей, чтобы захватить с собой побольше боеприпасов, чистили оружие и заполняли магазины патронами и трассирующими снарядами, изучали карты и заучивали позывные вертолетов, отрабатывали систему приемов и отдельные элементы операции побега и эвакуации, проверяли рации.
Меня охватило такое возбуждение, что я едва мог дождаться команды отправиться на задание.
После обеда наша четверка еще раз обсудила задание и проверила снаряжение.
С наступлением темноты должен был прибыть вертолет.
Ясной звездной ночью мы увидели, как по диску луны промелькнул силуэт вертолета, идущего на посадку. Мы закинули внутрь свои вещмешки, потом залезли сами.
Впервые я летел ночью в военном вертолете над самыми горами. Как и мои товарищи, после суровых учений я чувствовал себя уверенным и непобедимым.
Вскоре вертолет завис на высоте всего пять футов от обдуваемой ветром вершины. Мы тихо выгрузились и заняли круговую оборону, а вертолет скрылся в ночном небе.
Вскоре наступила полная тишина, нарушаемая только свистом ветра, а мы тихо лежали и выжидали. Прежде чем действовать, нам нужно было привыкнуть к этой тишине.
Затем мы вышли в разведку. До нашего первого контакта было семь миль.
Нас должен был встретить неизвестный человек на неизвестном транспортном средстве, который уточнит направление к нашей цели и сообщит нам разведывательные данные нашей операции.
Мы прибыли на указанное место, рассеялись и заняли позиции, после чего замерли и стали напряженно прислушиваться.
Однако по мере того, как проходило возбуждение, нас начала одолевать дремота.
«Не спи, Беар! Давай соберись!»
Эти несколько часов ожидания мы, замерзшие, неподвижные и скованные, боролись со сном.
Я то и дело клевал носом, вздрагивал и просыпался, стараясь стряхнуть усталость и оцепенение. Я даже опустил подбородок на заостренный кончик мушки винтовки, чтобы только не уснуть.
Наконец на опушке появился агент.
Мы быстро и бесшумно забрались в задник его фургона. Примерно полчаса мы тряслись по узким лесным тропинкам, подсвечивая себе красными фонариками и изучая врученные нам агентом карты.
Вскоре он высадил нас на обочине заброшенной дороги и пропал в темноте.
Мы отправились в путь, направляясь к месту проведения нашей операции, где нам предстояло в первый раз увидеть наш главный объект.
Сценарий операции был прост.
Нашей целью было место, где, по данным разведки, укрывался преступник, удерживающий заложника. Если информация подтвердится, нам давалось двадцать четыре часа на то, чтобы соединиться с двумя другими группами разведчиков, объяснить им ситуацию, разработать совместный план по освобождению заложника и выполнить его. Затем мы должны будем добраться до конечного пункта встречи.
Оттуда все разведывательные группы и заложника должны были вывезти на машинах. В конце всей операции нас поджидала опасность. Нас поймают, и тогда начнется заключительная стадия операции «захвата». Разумеется, мы знали, что все это только игра. Но за месяцы постоянных тренировок привыкли воспринимать все как подлинные события.
Это был главный принцип подготовки солдат к реальным боевым действиям: тяжело в учении – легко в бою. Как можно больше приблизить учения к реальным условиям, и, когда дело дойдет до настоящих боевых действий, меньше будет неожиданностей и сюрпризов.
