Ознакомительная версия.
Это только на первый взгляд кажется, что все так просто. Подумайте!..
Спустя несколько минут Раневская поставила на стол чайник, достала хлеб и варенье. Она кормила Александра Твардовского. Не выгонять же его из дома прямо сейчас!
Твардовский с удовольствием ел и приговаривал:
– Вот из детства осталось: почему у друзей все то же самое, но вкуснее? И варенье у меня есть похожее, и хлеб!.. У вас даже чай, Фаина Георгиевна, пахнет совсем по-другому. Так вкусно, что аж еще хочется.
– Пейте, ешьте, Александр Трифонович, – отвечала Раневская, тут же доливая чая в его кружку. – Не у всех друзей вкуснее.
– Это правда.
Потом Твардовский рассказывал о своей поездке в Италию. Там он, конечно же, встречался с коммунистами и сейчас не мог не поделиться.
– Вам первой расскажу. Может, так станется, что и последней, если не считать родных. Понимаете, они, итальянские коммунисты, немножко не такие, как мы, русские. Вот умер их Папа Римский. Он для нас кто? Главный поставщик опиума для народа, как сейчас кто-то из щелкоперов написал в «Правде». А вот они, итальянские коммунисты, плакали на его похоронах. Невероятно, да? Коммунисты плачут на похоронах главного священника страны и католического мира!.. У нас бы за одно только выражение сочувствия из партии выгнали бы. Вот меня сегодня начнут расспрашивать: где был, в каких музеях, что видел. Я видел Италию в трауре. Всю, целиком. Наша группа тоже решила проехать к Ватикану. Ну, вроде как на экскурсию. И не смогли – там столько людей, все молчат в своем горе – у них умер Папа.
Твардовский замолчал на минуту, потом сказал уже совсем тихо:
– Меня знаете что потрясло, Фаина Георгиевна? Так изумило, что до сих пор опомниться не могу. Так вот, на самой площади Ватикана, на всех прилегающих улицах люди стояли… на коленях.
Фаина Раневская вздрогнула и сказала:
– Наверное, Александр Трифонович, их не отучили от искреннего выражения своих чувств.
– Да-да, конечно. Но они все равно… другие. Знаете, мне товарищи перевели энциклику Папы, которую он написал незадолго до смерти. Так вот, они ее напечатали во всех газетах. И в коммунистической прессе тоже! А мы не напечатаем. Мы – дураки. Нет, не дураки…
– Что же было там, что вы так рассердились на нас самих? – спросила Фаина Раневская.
– Знаете, дорогая знаменитая соседка, что было в той энциклике? Вот, наизусть запомнил: «Братья мои, я ничего вам не оставляю, кроме моего благословения, потому что я из этого мира ухожу таким же нагим, каким я в него пришел». Вот такие слова! Их сказал священник, а ведь должен был бы сказать коммунист!
Фаина Раневская некоторое время молчала, потом заявила:
– Как же хорошо, Александр Трифонович, что ваши сегодня уехали на дачу и вы ко мне зашли! Как хорошо, что был этот разговор. Теперь я знаю, как мне называть все мои ордена и медали.
– И как же, Фаина Георгиевна? – Твардовский был не просто удивлен, а даже обескуражен неожиданным поворотом темы.
– Это мои похоронные принадлежности. Я тоже хочу уйти в мир иной почти голой.
Фаина Раневская и Завадский
Вряд ли можно найти другого мужчину, с которым у Фаины Раневской были бы такие сложные, разноплановые, столь взрывоопасные отношения, как с режиссером театра Моссовета Юрием Завадским.
Несколько слов о нем.
Актер, режиссер, преподаватель. Награжден многими орденами, Герой Социалистического Труда. Лауреат Ленинской премии за постановку лермонтовского «Маскарада». А перед этим были две Сталинские премии за ура-патриотические спектакли. В общем и целом Юрий Завадский был талантливым режиссером, сделавшим очень многое для развития российского театра. В 1940 году он возглавил Государственный Академический театр имени Моссовета и работал в нем до конца своей жизни.
В этой связи нам может показаться абсолютно непонятным, почему Фаина Раневская называла этот театр болотом, в котором она гниет заживо. Недоумение вызывает ее оценка деятельности Юрия Завадского в театральном искусстве.
– Пи-пи в трамвае – вот все, что сделал этот режиссер для искусства, – говорила о нем Фаина Георгиевна.
Были еще и более уничижительные характеристики:
– Б..дь в кепочке.
– Вытянутый в длину лилипут.
– Перепетум-кобеле.
Давайте попробуем разобраться, как же так сложилось, что, имея вот такое мнение о режиссере театра, Фаина Раневская проработала с ним не один десяток лет. Что же удерживало? Плюнь да уйди, тем паче если этот режиссер, по твоему мнению, еще и бездарь.
Но Раневская пришла в театр Моссовета в 1949 году, оставалась в нем до 1955 года, ушла на время, а затем вернулась. И вот что еще более удивительно: Юрий Завадский знал обо всем, что говорила о нем Раневская, да и не мог не знать, поскольку очень многое Фаина Георгиевна высказывала ему прямо в лицо. Режиссер все равно принял ее. Больше того, я бы сказал, что Раневская уходила от Завадского вовсе не потому, что он выгонял ее. Да, с одной стороны, так и может показаться. Впрочем, на этом стоит остановиться чуть подробнее.
Итак, уже первый спектакль, который ставил Завадский с участием Фаины Раневской, заложил мину замедленного действия, обозначил начало конфликта между ними.
Нам нужно учесть вот какой момент. Театр Моссовета был ориентирован на праздничные дни и великие даты, если можно так выразиться. То есть кроме обычного репертуара, состоявшего из мировой классики, у него в запасниках всегда имелись несколько пьес, которые должны были идти, скажем, в день проведения всесоюзной конференции доярок. Приехали орденоносные мастерицы высоких надоев в Москву – что им показывать? Не «Женитьбу Фигаро», в конце концов. Пусть смотрят «Рассвет над Москвой»!
Именно «Рассвет над Москвой» стал первым спектаклем, в котором Раневская играла, а Завадский его ставил. Роль Фаины Георгиевны – старуха. Но не простая, а этакое воплощение женской совести, мудрости, честности.
В общем, это был некий совершенно правильный, хрестоматийный образ. В нем, по идее, должны были увидеть свой идеал все женщины Страны Советов. Аж зубы сводило от оскомины. А какие слова говорила эта старуха! Конечно, они были очень правильными, верными, особенно с точки зрения партии и правительства, но пустыми и неживыми. Данный персонаж оказался казенной заготовкой, чем-то вроде агитационного плаката, который время от времени должен был появляться на сцене.
Стали репетировать. Уже на первом полном прогоне Раневская непостижимым образом меняет свою героиню. Вроде бы все остается прежним – ее действия, реплики, – но вдруг меняется. Слова героини Фаины Георгиевны теперь звучат весело! Вот представьте нечто скучное до невозможности, например: «Каждый из нас обязан без раздумий жизнь свою положить за родину». Такой вот текст каким-то непостижимым образом становится интересным, захватывающим. Он вызывает улыбку, оживляет пьесу.
Ознакомительная версия.
