В семье Николая Николаевича числили не иначе как анархиствующим статским советником. И было за что. Свободы близких он не ограничивал, на возраст не смотрел, этикета, приличествующего его положению и крупному уму, не держал, мог изругать любого. Но и в свой адрес многое терпел — даже на «дурака» соглашался.
Чаще всего его выходки повторял сын, Николай-младший. Тоже оригинал: в гимназии приделал к парте замок, чтобы не носить домой учебники. Драчун, смутьян, но и пятерочник…
В Любови Николаевпе тоже есть что-то от отца. Скорее всего, непокладистость, дерзость, широта сильной натуры…
Недавно старик Баранский перешел из гимназии в реальное училище. Живет все там же, в Томске. Теперь он ежедневно бывает в тех самых классах, где пронеслось детство Петра…
У Якубовой история женитьбы родителей Любови Николаевны вызвала совсем иные мысли. Многозначительно глянув на Ульянова, затем на Крупскую, она спросила:
— Интереспо знать, как в наши дни обручение делается?
— Право, не знаю, — с шутливым недоумением развел руками Владимир Ильич. — А что?
Тогда Аполлинария обратилась к Баранской:
— Признавайся, Любочка, на каком языке объяснялся с тобой Степан Иванович?
— Скорее всего, на марксистском, — притушив голос, сообщила та.
— На него это похоже! — рассмеялась Крупская.
С Ульяновым она встретилась в прошлую масленицу — на блинах у инженера Классона, собравшего гостей специально для знакомства с Ульяновым.
Надо же, годовщина исполнилась…
Петр не раз замечал, как жадно слушала Ульянова Надежда Константиновна, как она терялась в его присутствии, торопилась уйти, спрятаться за спинами других. Замечал Петр и удивление на лице Ульянова, не понимавшего, что гонит и смущает девушку.
Так было до зимы. Потом все изменилось. Владимир Ильич сделался частым гостем на Старо-Невском проспекте, где с матерью, милейшей Елизаветой Васильевной, жила Крупская…
— Вот вы где! — излучая морозную свежесть, в комнату ворвалась Зинаида Невзорова. — Здравствуйте, люди добрые!
Десять дней назад Зинаида, вслед за Глебом Кржижановским, перебралась из Нижнего в Петербург на постоянное жительство. Места с твердым обеспечением она пока не нашла, но Якубова, которой посчастливилось устроиться ассистенткой по экономической химии к профессору Густавсону, отдала ей свой домашний урок в семье делопроизводителя ремесленного управления — за восемь рублей в месяц с ежедневным обедом. Зинаида рада и такой зацепке. Еще больше рада она встрече со старыми товарищами.
Невзорова раскраснелась. Ее густые темно-русые волосы рассыпались по крутым плечам, глаза смотрят задорно и вместе с тем строго, на полном лице, на пухлых щеках — отсвет улыбки. Оттого и назвали ее Булочкой. Условно, но очень верно.
Следом появилась гибкая, тонколицая Соня, попавшая в «Булочкины» заодно с сестрой, и технолог Михаил Названов, близкий к группе.
Петр давно не видел Соню. Она поздоровалась как-то торопливо, отводя глаза.
Настроение у Петра мгновенно испортилось…
Последними явились Кржижановский, Старков и Сильвин.
Через несколько минут официант внес в комнату огромный пирог, испеченный таким образом, чтобы оставались приоткрытыми в нескольких местах уложенпые толстым слоем грибы.
— Замечательно! — захлопала Зинаида Невзорова.
Ей все нравилось — уютная комната, непривычная обстановка беззаботности, праздника. Со знанием дела она принялась рассуждать о том, из чего сделан маринад, в котором выдержаны грибы для пирога, о способах их вымачивания. Ее поддержал Михаил Названов, по всей видимости, знаток кулинарных тонкостей.
Когда маринадная тема иссякла, Названов с завидной легкостью переключился на способ соления сельдей, пять столетий тому назад найденный фламандцем Бекелем. Попутно вспомнил другого фламандца, сказочного короля Гамбринуса, которому приписывается изобретение пива. А уж по части секретов изготовления пива познания Названова оказались и вовсе впечатляющими. Распаленный заинтересованным вниманием, он принялся импровизировать историю о злоключениях очищенного ячменного зерна.
Сперва зерно это бросают в не доступную воздуху камеру, заливают водой, ждут, пока оно захлебнется, потеряет себя. Ровно через три дня его поднимают из воды, подернутой желтой накипью, стелят на каменном полу и каждые двенадцать часов переворачивают. Так продолжается восемь дней. Будто нарывы, на каждом зернышке взбухают ростки. Тогда зерно запирают в сушильные камеры и постепенно нагревают до пятидесяти градусов. Когда ростки отпадут, наступает время варварской мельницы. Она превращает зерно в пыль, и уже эта пыль попадает в затворные чаны с водой, шесть часов кипятится, перемешивается, пропускается через кипяток. От зерна остается прозрачная янтарная жидкость — образ великого страдания и бессмертия. Пивовары именуют эту' жидкость просто и бесстрастно — сусло. Довольно долго кипятят они сусло с богемским пли каким-либо другим хмелем, отстаивают и только потом переливают в бродильные камеры с дрожжами. Это нужно видеть и слышать — вспухают клубы желтоватой пены, отовсюду несется шум, похожий на человеческие стоны. От газов тухнут свечи. Постепенно звуки теряют силу, истаивают. Это значит — все муки пройдены, злое таинство сменилось добрым делом. Оттого, видно, и сошлись в пиве боль и веселое буйство, гибель и воскрешение плоти…
Желание Названова предметней и красочпей рассказать о способе получения пива неожиданно высекло притчу. Под первым смыслом проступил второй.
— А ведь мы прямым образом коснулись философской связи между причиной и следствием, — заговорщически зашептал Сильвин и вопросительно поглядел на Ульянова.
— Мы ведь условились: никаких тем… тем более философских, сегодня не касаться, — укоризненно ответил Владимир Ильич. — Только отдых! Кстати, не пора ли на свежий воздух?
Горы были улиты на совесть. Состоятельные горожане заняли платные спуски с оградительными стенками. Собственно, катались не они сами, а их чада с воспитателями и воспитательницами. Взрослые предпочитали благодушно озирать окрестности со своих удобных наблюдательных мест.
На спусках с открытым входом тоже скопилось много детворы. Плохо одетые, замурзанные ребятишки смело бросались вдогонку за санями на гремучих дощечках, падали, кувыркались, разбиваясь до крови, но вновь лезли наверх.
Так же отчаянно вели себя студенты. Выбегали на лед по одному, по два, а то и по трое одновременно, останавливались, балансируя. Если кто-то терял равновесие, разом валились на него остальные. Шевелящуюся массу швыряло из стороны в сторону, закручивало, разбрасывать. Смех, шутки, чертыхания…
