Липницкий. — В какой-то момент стало ясно, что концерт не состоится, потому что из-за соседних домов выглядывали комитетчики, причём как минимум капитаны. День был жаркий, и они, чтобы не потеть в своих серых костюмчиках, разделись и стали играть в волейбол. Плюс фотограф, который как бы снимает волейболистов, а объектив норовит перевести на нашу тусовку. А Гребенщиков с Цоем, сидя там на ступеньках, смотрели на них взглядом Брюса Ли. Не знаю, может, они дома тренировались перед зеркалом, но ментов тогда явно пересилили. И вот в какой-то момент из-за дерева выходит майор и говорит: «Хватит валандаться! Приказываю вам отправить людей по домам, или начнём подвергать аресту. Убирайтесь куда хотите, у нас приказ!» И мы пошли ко мне и прямо на верандочке отвязались по полной программе. В ту ночь у меня на даче осталось ночевать около сотни человек, а соседи потом месяца полтора боялись со мной здороваться».
В это время Борис с Капитаном пытались найти хоть какой-нибудь выход из этого идеологического тупика. Как вариант они даже рассматривали теоретическую возможность поработать в «Ленконцерте». С этой целью музыканты встретились с джазовым критиком Владимиром Фейертагом, который присоветовал им компромиссный сценарий.
«Мы долго говорили, и я видел, что им не хочется идти в госорганизацию, — рассказывал Фейертаг. — С другой стороны, они хотели изучить возможные пути отступления. И я предложил им: «Соберите «Аквариум», сделайте для худсовета нейтральную программу, и вам за неё дадут ставку. Дальше вы можете ехать куда угодно и играть что угодно, потому что никто в этой стране ничего не понимает». Но при этом я подстраховался и спросил у своего начальства: «Вы бы «Аквариум» к себе взяли?» — «Наверное, взяли бы, если бы с Гребенщиковым можно было договариваться», — ответили они. А Боря не захотел договариваться. В итоге всё закончилось тем, что мы достали водки и напились».
Вскоре после этой «тайной вечери» Курёхин решил забить на запреты и провести презентацию своего нового проекта «Поп-механика» в самом логове идеологического врага. А именно — в стенах Ленинградского университета имени Жданова. Сама акция называлась предельно формально — «Вечера современного джаза», но уже изначально подразумевала скандал. Всё дело было в том, что со времён тбилисского рок-фестиваля Борис Гребенщиков был объявлен в родном институте персоной «нон грата».
«Почему-то университетские власти Серёжу терпели и даже позволили устроить концерт, — вспоминал лидер «Аквариума». — А меня ненавидели лютой ненавистью, как во времена царской охранки».
Итак, первое ленинградское выступление «Поп-механики» состоялось в ноябре 1984 года — в самый разгар давления на рок-музыку. На афише издевательски невинно было написано: «Лауреат всесоюзных джазовых фестивалей Сергей Курёхин и ансамбль ленинградских музыкантов». Сложно даже представить, каким образом Сергею удалось убедить университетскую администрацию дать добро на это мероприятие. Предполагаю, что он поклялся «делом Ленина, делом партии», что никакого Гребенщикова здесь и близко не будет. Не только на сцене, но даже в зале. И Курёхину в ректорате поверили.
Это была их чудовищная ошибка.
Концерт начался мрачно. Двадцать три музыканта из «Аквариума», «Кино», «Странных игр», «Звуков Му» и несколько джазменов-авангардистов хмуро вышли на сцену. Они молча подняли чёрный рояль и унесли его в неизвестном направлении. Курёхин словно отрезал себе путь к отступлению — играть ему было абсолютно не на чем. Всё, что ему оставалось, — это экспрессивно дирижировать сборной ленинградского рок-клуба — до тех пор, пока «незнакомый» гитарист не начал снимать пальто, шарф и пиджак. Затем он сорвал парик, тёмные очки, берет, усы и бороду. И зрители с удивлением обнаружили «запрещённого» Гребенщикова, сидевшего на стуле с электрогитарой в руках.
Сейчас уже не секрет, что за несколько часов до начала концерта лидера «Аквариума» гримировали долго и тщательно. Ему надели рыжую шевелюру, приклеили густую растительность на лицо, подняли воротник, а сверху водрузили берет. Внутрь здания его удалось провести под носом у местных спецслужб. Это был жест неповиновения всем деканатам и ректоратам, вместе взятым.
«Несмотря на то что Борис надел очки и пальто, всё равно за версту было видно, что это Гребенщиков, — рассказывал Сева Гаккель. — Но университетская администрация оказалась настолько тупой, что этого не заметила, и поэтому у нас присутствовал дополнительный кайф от всей интриги».
По залу забегали сексоты, а Капитан продолжал нагнетать напряжение — в смутной надежде на то, что знакомый электрик догадается выключить рубильник. Но свет гаснуть категорически не хотел, и после первого отделения администрация объявила, что концерт продолжаться не может. Тогда Гребенщиков с Курёхиным незаметно испарились через пожарный выход, а всем участникам вакханалии также удалось в тот вечер выйти сухими из воды.
Стоит заметить, что «эффект обнажившегося БГ» оказался настолько силён, что восторженных разговоров вокруг этого действа хватило ещё на полгода. Присутствовавшие на концерте Артемий Троицкий и Саша Липницкий позднее признавались, что провести подобный перфоманс в черненковской Москве было тогда совершенно невозможно.
Любая хронология бессмысленна. Можно сказать, что не было ни семидесятых, ни восьмидесятых годов. Мы записывали альбомы и вели личную жизнь.
Борис Гребенщиков
Появись читатель в штаб-квартире Гаккеля на улице Восстания осенью 1984 года, он оказался бы невольным свидетелем глубокого кризиса внутри «Аквариума». Причём коррозия человеческих отношений происходила одновременно в нескольких направлениях. Во-первых, с появлением Саши Титова фактически ушёл из группы Фан, не выдержав психологического напряжения.
«Спустя полгода после записи альбома «Радио Африка» Боб предложил Титову играть в «Аквариуме», — комментирует события тех лет Гаккель. — Мне всё это было странно и непонятно. В этой группе уже двенадцать лет на бас-гитаре играл Файнштейн. Наверное, он в чём-то уступал Титовичу, но не настолько, чтобы требовалась замена. Тит был чрезвычайно милым человеком и нравился мне как басист, но вся ситуация вызывала у меня внутренний протест».
Так случилось, что басист «Зоопарка» Илья Куликов попал в тюрьму, и музыканты группы срочно искали нового музыканта на его место. В итоге зимой 1984 года Фан начал выступать вместе с Науменко — не в последнюю очередь из-за симпатии к Майку и его барабанщику Данилову, с которым они вместе служили в армии. Естественно, это не смогло укрыться от рок-журналистов, и вскоре Фан начал раздавать интервью.
«“Аквариум” всегда находился в поиске различных форм, а “Зоопарк” чётче придерживается какого-то одного стиля, — заявлял Михаил на страницах “Рокси”. — Нюансы здесь тоньше, и мне это очень интересно».
Что на самом деле происходило на душе у Фана,
