Ознакомительная версия.
В Тамбовском округе кулаки осмотрительно перемешивали слухи с политической пропагандой: «Создание колхозов – это разновидность рабского труда (барщины), когда крестьяне вновь будут работать из-под палки… Советское правительство должно вначале дать крестьянам обогатиться, и затем уже проводить создание колхозов, а не заниматься, как сейчас, тем, что пытаться создать богатые хозяйства из разоренных, которые даже зерна в достатке не имеют»{223}.
Здесь мы видим зарождающийся союз между кулаками и Бухариным: кулаки открыто противостоят не Советской власти, а колхозам: мол, крестьянам сначала надо дать возможность разбогатеть, а коллективизацией мы можем заняться позже. И так же, как Бухарин говорил о «феодальной эксплуатации крестьянства», кулаки заявляют о «рабстве».
Как надо дальше поступать с кулаками? В июне 1929 года Карпинский, видный член партии, писал, что коллективизацией будут охвачены большинство семей, и кулакам надо разрешить вступать в колхозы при условии, что они отдадут все свои средства производства в недвижимый фонд. Такая позиция была поддержана Каминским, председателем Всесоюзного Совета колхозов. Такую же точку зрения поддержало и все его руководство. Но большинство делегатов, лидеры местных парторганизаций, категорически возражали против вступления кулаков в колхозы. Делегаты постановили: «Если он (кулак), так или иначе, вступит в колхоз, он превратит союз для совместной обработки земли в союз для преодоления Советской власти»{224}.
В июле 1929 года секретарь Средне-Волжского обкома Хатаевич заявил, что «индивидуальные кулацкие элементы могут быть допущены в колхоз, если они полностью откажутся от личного владения средствами производства, если колхозы имеют крепкое ядро из бедняков и середняков и если обеспечено правильное руководство»{225}.
Однако к тому времени дело шло в противоположном направлении. В августе 1928 года 700 баев, полуфеодальных владык, с семьями были изгнаны из Казахстана. Каждая семья имела не менее сотни голов скота, которые были распределены по уже созданным колхозам и крестьянам, которые привлекались к вступлению в колхозы. В феврале 1929 года Сибирская партийная конференция постановила не принимать кулаков в колхозы. В июне Северный Кавказ принял такое же решение{226}.
Газета «Правда» от 17 сентября представила доклад, сделанный на собрании колхоза «Красный земледелец» на Нижней Волге. Основанный в 1924 году, этот образцовый колхоз получил в кредит от государства 300 тысяч рублей. Но в 1929 году его общинная собственность составляла только 1800 рублей. Этот фонд использовался в личных целях. Председателем колхоза там был эсер; правление составляли бывшие купцы, сын священника и еще четыре эсера{227}. Молотов оценил дело так: «кулацко-эсеровские элементы будут часто прятаться за дымовой завесой колхоза»; «безжалостная борьба» против кулаков – необходимое средство для укрепления организации бедных крестьян и союза бедняков и среднего крестьянства{228}.
В ноябре 1929 года Азизян, журналист, специализировавшийся на сельском хозяйстве, сделал анализ мотивации кулаков для вступления в колхозы: желание уклониться от налогов и обязательных поставок зерна; удержание лучших земель; сохранение за собой машин и инвентаря; обеспечение права на образование для своих детей{229}. В то же время другой журналист сообщал, что «слабая половина человечества» сочувствует кулакам, тогда как колхозники слишком бескомпромиссны, требуя «выслать их в степь из деревень» и «поместить их в карантин на пятьдесят лет»{230}.
В резолюции Центрального комитета от 5 января 1930 года было дано заключение по состоявшимся дебатам и подтверждалось, что настало время для «перехода в практической деятельности от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулаков к политике ликвидации кулачества как класса… недопустимость разрешения кулакам вступать в колхозы была предопределена»{231}.
После этой резолюции, объявившей окончание капиталистических отношений в деревне, кулаки начали биться насмерть. Саботируя коллективизацию, они сжигали урожай, предавали огню дома, амбары, другие строения и убивали большевиков-активистов.
Весьма существенным было то, что, препятствуя развитию колхозов, кулаки уничтожали значительную часть производительных сил деревни, лошадей и быков. Все работы на земле выполнялись с помощью тяглового скота. Кулаки уничтожили половину его. Не желая сдавать скот в колхоз, они убивали его и подстрекали крестьян-середняков делать так же.
Из 34 миллионов лошадей, имевшихся в стране в 1928 году, в 1932 году осталось только 15 миллионов. Из 70,5 миллионов голов скота осталось только 40,7 миллиона в 1932 году; из 26 миллионов свиней – только 11,6 миллиона{232}.
Это разрушение производительных сил имело, естественно, пагубные последствия: в 1932 году был страшный голод, частично вызванный саботажем и разорением, произведенными кулаками. Но антикоммунисты винят Сталина и «насильственную коллективизацию» в гибели людей, вызванной преступными действиями кулаков.
Резолюция по раскулачиванию
В январе 1930 года возникло стихийное движение по экспроприации кулаков. 28 января 1930 года Косиор описывал это как «широкое движение масс бедного крестьянства, среднего крестьянства и батраков», призывая партийные организации не отстраняться, а организовать его, чтобы нанести «действительно сокрушительный удар по политическому влиянию, в особенности по экономическим перспективам кулацкого слоя в деревне»{233}. За несколько дней до этого Одинцов, заместитель председателя Колхозцентра Российской Федерации, сказал: «Мы должны обращаться с кулаками так, как мы обращались с буржуазией в 1918 году»{234}. Месяцем позже Крыленко признал, что «местами случалось стихийное движение по раскулачиванию; оно было правильно организовано только в некоторых районах»{235}.
30 января 1930 года Центральный комитет принял важное решение возглавить стихийное раскулачивание, издав резолюцию, озаглавленную «О мерах по ликвидации кулацких хозяйств в районах полной коллективизации»{236}.
В целом число кулацких семей составляло 3–5 % в зерносеющих регионах и 2–3 % в других местностях, разделенных на три категории:
I. «Контрреволюционный актив». Принадлежит ли к данной категории кулак – должно было определять ОГПУ, и в резолюции устанавливался предел для этой категории в 63 тысячи для всего СССР. Их средства производства и частная собственность конфисковались; главы семей приговаривались к заключению в тюрьму или концлагерь. Те из них, кто был «организатором террористических актов, контрреволюционных демонстраций и повстанческих организаций», могли быть осуждены на смерть. Члены их семей высылались с отнесением их к категории II.
Ознакомительная версия.
