- Знаешь, кого я встретил? Соню Давыдовскую. Такая же шустрая. В академию воздушного флота решила поступить. Отлично сдала экзамены, но ее почему-то до сих пор не оформляют…
- Слабый пол? - безразлично спросила Белла.
- Она считает, что по другой причине. Ты ведь знаешь: Соня происходит из дворянской семьи.
- Нашли дворянку… - Белла усмехнулась. - Я знаю бойца Туркестанского фронта коммунистку Соню Давыдовскую. Она просила тебя заступиться?
- Нет, хотя я предложил свою помощь. Смущает меня эта подозрительность, которую пытаются выдать за бдительность. Как раньше принимали на работу нового человека? Достаточно одной-двух надежных рекомендаций. А теперь заполняй огромную анкету, жди, пока проверят твою родословную.
После долгой паузы Белла сказала:
- По-разному жизнь у людей складывается…
- Ты о ком? - не понял ее Петр.
…Не слушательницу академии представила сейчас Белла, а ту Сонечку, что четырнадцать лет назад, совсем еще девчонкой, прибыла с группой коммунистов на Восточный фронт. Петр был тогда начальником политотдела [147] Южной группы войск. Соня рвалась на фронт, но Петр, щадя не в меру порывистую москвичку, нашел для нее работу в штабе.
Белла близко сошлась с Соней уже в Туркестане. Соня появлялась во дворе дома, который занимали Барановы, верхом на лошади. Ладные сапожки, под кожанкой белая мужская косоворотка. Пряди коротко остриженных волос выбиваются из-под лихо заломленной фуражки. Петр, завидев Соню, говорил: «Прискакал комиссар по женским делам». А та врывалась в квартиру, и гнев клокотал в ее горле.
- Позор! - кричала она. - У коммуниста жена носит паранджу. Позор! Гнать такого коммуниста из партии!
Она называла фамилию местного работника, еще не порвавшего с байскими обычаями, требовала, чтобы член реввоенсовета Первой армии Баранов лично вмешался и наказал феодала с партийным билетом.
А у Петра - неотложные дела, он умоляюще смотрит на жену, и та уводит Соню в другую комнату, где они подолгу беседуют и обсуждают, какие меры надо принять. Положение в Туркестане сложное, с местными обычаями приходится пока считаться, а главное - не действовать сгоряча. Белла не раз слышала, как сдерживал Петр иных вояк. «Мы здесь, - говорил он, - не только командиры, но и политики, а в политике рубить сплеча нельзя». Исчезала Соня внезапно, как и появлялась, задорная, неуемная, одержимая одной страстью - служить революции, партии.
Почему вдруг вспомнили: дворянка? Легко ли ей было порвать с родителями, с семьей?…
- Нет, таких не согнешь!
Белла сказала это вслух и опять надолго задумалась. Не согнулась ли она сама под тяжестью домашних забот? Не растратила ли попусту энергию, которой, казалось, до самой смерти не исчерпать? По-разному сложились судьбы ее и Сони. Но разве она, Белла, не счастлива? Разве не признателен ей Петр за все, что между ними было и есть? Жена комиссара, она была не только матерью его детей - его другом, его помощником, И если он вырос настолько, что уже давно в ее помощи не нуждается, - гордиться надо! Радоваться надо, а не печалиться. Не ей роптать на свою судьбу, не ей… [148]
Белла резко встала и подошла к мужу. Петр увидел тот влажный блеск в ее больших, красивых глазах, который всегда его так волновал. Но Белла не дала ему и слова произнести, приложив палец к губам. Она повела Петра к письменному столу, открыла правый нижний ящик, где хранился его личный архив, и вынула тетрадь - толстую тетрадь в черном коленкоровом переплете с круглой сургучной тюремной печатью. В тетради лежала тоненькая дарственная книжечка стихов - «Звездные песни» Николая Морозова.
Белла раскрыла ее на загнутой в уголке страничке и тихо прочла:
Мы тоске немой и ненавистной
Овладеть сознаньем не дадим.
Будем жить любовью бескорыстной…
И Петр перебил ее, закончив строфу наизусть:
Счастлив тот, кто счастье дал другим.
Она улыбнулась и не стала его поправлять.
- Я знаю, нелегко тебе последнее время, - Петр обнял жену. - Зато целый месяц проведем в Крыму. Вместе! Неразлучно…
- Нет, с этого часа! - и она умоляюще посмотрела на мужа. - А завтра полетим вместе. Я не прошу, я уверена.
Петр понял, что не в силах сейчас отказать жене.
- Тебе очень хочется лететь?
- Да.
Он распахнул окно, выглянул наружу.
- Погода испортилась. Но ехать завтра на аэродром надо.
- Не полетим - вернемся домой. Я ведь никогда не была навязчивой, - почти извиняясь, добавила она.
- Знаю. Потому и удивляет твое упрямство.
- Нет, это не упрямство!
Он понял, что спорить бесполезно.
Утро вечера мудренее.
На всякий случай Белла собрала в дорогу два чемоданчика - для мужа и для себя. [149]
* * *
Утро пятого сентября выдалось мглистым.
На аэродроме пассажиры и провожающие долго ждали очередной метеосводки и разрешения на вылет.
Петр Ионович советовался с летчиком Дорфманом.
Наконец самолет вырулил на старт, принял пассажиров и поднялся в воздух.
Через несколько минут за Подольском, близ станции Лопасня, полет оборвался катастрофой. Она была настолько страшной, что ее жертв уже никто в Москве не увидел.
…В Колонном зале Дома союзов семь гробов были закрыты и обтянуты красной материей.
3
Как это могло случиться?
Специальная правительственная комиссия по расследованию причин катастрофы самолета АНТ-7 (ее председателем был М. Н. Тухачевский) исчерпывающе ответила на этот вопрос. Полностью «Заключение правительственной комиссии» было опубликовано в журнале «Техника воздушного флота» № 8 за 1933 год. Машина была исправной. А погода неблагоприятной: сплошная низкая облачность и лишь местами разрывы. К слепому полету экипаж не был достаточно подготовлен, хотя знал, что именно такой полет его ожидает.
Последний пункт заключения комиссии гласил:
«5. Причиной катастрофы явились крайне трудные метеорологические условия, при которых вылет самолета, не подготовленного к слепому полету, был недопустим».
Недопустим! Почему же его выпустили?
В заключении комиссии нет ответа на этот вопрос. Нет, вероятно, потому, что только погибшие могли бы исчерпывающе ответить. Да и стоит ли за давностью лет к этому вопросу возвращаться?
Стоит! Давно утихла боль многих тяжелых утрат, но люди, как известно, учатся и на ошибках. И люди, хорошо знавшие экипаж и каждого пассажира самолета, искали ответа.
Петр Ионович, верный своему правилу абсолютно доверять летчику, советовался с Дорфманом. Тот хорошо [150] знал всех пассажиров, прибывших на аэродром. Помимо Петра Ионовича и его жены там были: начальник Главного управления гражданского воздушного флота Гольцман, его заместитель Петров (Сергеев), член президиума Госплана Зарзар, директор авиационного завода Горбунов. Седьмым на борту был механик Плотников.
