Голоса Федора Шаляпина и Леонида Собинова часто звучали в стенах особняка, вырываясь победными звуками через окна и останавливая изумленных прохожих. <...>
Если «четверги» Кусевицких были интересны, то еще интереснее в художественном смысле были их интимные вечера. Здесь в тесном кругу друзей собирались только избранные и близкие люди. Не знаю, уцелел ли особняк на Дракештрассе, но если он сохранился, то его стены могли бы многое рассказать про те годы, когда в них жила чета Кусевицких. <...> <А> сколько смеха и неподдельного веселья вносил в эти вечера <Осип Дымов> своим брызжущим юмором и даром имитатора! <...>
Особенностью дома Кусевицких служила их горничная — прехорошенькая испанка. Почему в немецком Берлине, где слуг можно было иметь в любом количестве, горничной в русской семье служила испанка, не говорившая ни по-русски, ни по-немецки — оставалось загадкою.
Не меньшею загадкой являлась любимая собачка Натальи Константиновны — маленький японский бульдог, существо на редкость злое и коварное. <...> Не сосчитать количества штрафов, которые Кусевицкие уплатили из-за каверзной натуры своей любимицы.
— Выбрось, Сергей, этого дьяволенка, или я его раздавлю!.. — гремел Федор Иванович Шаляпин.
Но над собакой довлела любящая рука хозяйки дома. А кто мог перечить воле всесильной Натальи Константиновны?39
Еще одним оригинальным «внешним заимствованием» на немецкой культурной сцене XX в. была деятельность русских евреев-литераторов, перебравшихся в Германию (П. Бархан, А. Элиасберг и др.). Успешно ассимилировавшись в благодушно настроенной по отношению к подобного рода «чужакам» среде, эти талантливые и широко образованные люди стали играть роль «превосходных посредников» — по определению Томаса Манна, связующих русскую и немецкую культуры40.
И.М. Троцкий в свой «русскословский» период тоже пытался подвизаться на этой почве. Однако в отличии, скажем, от Бархана, который, заявляя себя на немецкой литературной сцене в основном в трех качествах: автором очерков из русской жизни (потом и из немецкой жизни), переводчиком (сначала с идиш, потом с русского языка) и автором очерков о современных художниках (прежде всего выходцах из России). <...> не стремился при этом переводить свои произведения на русский и сотрудничать с периодическими и книжными издательствами в России, полагая, что «нет России вне России»41,
— наш герой отнюдь не горел желанием натурализоваться, стать просвещенным немцем при всей своей приспособляемости и наличии обширных деловых связей на самом высоком уровне германского общества. И все же, вопреки мнению В. Жаботинского о том, что еврей легко приобретает личину того народа, которому служит и где ему хорошо:
Где переночевали, там и присягнули, а выйдя вон — наплевали? Эх, вы, патриоты каждого полустанка...42,
— И.М. Троцкий не сделал ни малейшей попытки онемечиться, ибо был не только горячим патриотом России, но и на редкость цельной личностью, в которой три составляющих — еврей, русский интеллигент и литератор — образовывали гармоничное единство.
Увы, к концу XX в. этот яркий и разносторонний тип личности сошел с исторической сцены.
Граф С.Ю. Витте и Первая мировая война
До начала Первой мировой войны отношения между двумя империями внешне были вполне нормальными, и русские отдыхающие валом валили в Германию. А «в год войны», как пишет И.М. Троцкий:
Русский сезон в Германии <...> войны был по многолюдности совершенно исключительный. Русские приезжие положительно наводнили Германию. Берлин, Дрезден, Мюнхен, лечебные курорты, бады43 и просто дачные места кишмя кишели русскими. Люди, никогда за границу не ездившие, по какому-то фатальному наитию понеслись в Германию. <...> Россияне, ушедшие с головой в покупки, лечение и наслаждения «за границею», слышать не хотели о войне и не верили в ее возможность44.
Хотя Первая мировая война началась после затяжного политического кризиса, в целом в большинстве стран Европы даже весьма искушенные в политике и информированные люди надеялись, что все обойдется, и дипломаты за столом переговоров найдут компромиссные решения. Увы, эти ожидания были похоронены 28 июля 1914 г., когда Австро-Венгрия объявила войну королевству Сербии. Затем, 1 августа Германия объявила войну России, а 3 августа — Франции. Великобритания вступила в войну 5 августа, после вторжения немцев в нейтральную Бельгию. С этого момента, по существу, уходит в прошлое эпоха европейского модерна, в которой сложился феномен русской культуры «Серебряного века». Начало Первой мировой войны знаменует новый исторический период — затяжного лихолетья, принесший войны, революцию, изгнание... и, как следствие, крушение надежд и амбициозных планов Ильи Троцкого.
Статьи, написанные И.М. Троцким по случаю десятилетней45 и пятнадцатилетней46 годовщины начала Первой мировой войны, —интересные исторические свидетельства, в которых с точки зрения русского очевидца событий подробно описывается атмосфера, царившая в Германии на момент объявления войны, когда:
«Европа, словно сорвавшись с петель, вздыбилась и понеслась с головокружительною быстротою навстречу собственной катастрофе».
В начале статьи «С.Ю. Витте и мировая война» И.М. Троцкий рисует контрастную обстановку «затишья перед бурей» — накаленного до предела политическими страстями:
Неподалеку от Франкфурта <...> лежит небольшой курорт Зальцшлирф47. Укрывшись в тени зеленых, гор пирамидальных тополей и стройных елей, этот малоизвестный курорт, удачно конкурирует с Карлсбадом, давая приют ревматикам, подагрикам и больным почками. С.Ю. Витте, бывший не у дел, облюбовал Зальцшлирф и жил летом 1914 года в его тихом уединении в обществе своего внука маленького Нарышкина48. <...>
Курортная повседневность Зальцшлирфа монотонна, однообразна, протекает в рамках строгого режима и редко нарушаемого ритма. Один день похож на другой, словно две половинки яйца. С раннего утра аллеи перка вокруг целебных источников заполняются курортными гостями, фланирующими со стаканом в руках, глотая горькую воду. Одни устремляются к фосфорно-иодистым баням, пытаясь пораньше покончить с процедурой принятия ванн, другие заполняют террасы отелей и кофеен в ожидании утреннего завтрака. В промежутках курортный оркестр развлекает публику49.
Директором курорта состоял некий Хеселер, очень интересный человек, философски и литературно глубоко образованный <...>. С Хеселером я хорошо знаком был по частным встречам в берлинских литературных кругах50.
Далее И.М. Троцкий рассказывает, что весной 1914 г. он неожиданно получил от этого своего знакомого телеграмму с приглашением приехать в Зальцшлирф «по неотложному и важному делу». В дальнейшем, по прошествии более чем сорока лет со дня написания первой статьи о встречах с графом Витте, Троцкий подробно характеризует личность директора курорта, относя его — в положительном смысле — к «странной разновидности прусской аристократии». Он именует его при этом не иначе, как граф Хюльзен-Хеселер (Hulsen-Haeseler), и сообщает читателю51:
В прошлом гвардейский офицер с крупными связями при дворе императора Вильгельма Второго граф Хюльзен-Хеселер неожиданно для своих однополчан снял военный мундир, сменив службу Марсу служением Аполлону. На новом поприще служителя пера он ушел с головой в стихию морей, рек и озер, чей подводный мир с его немыми обитателями он мастерски литературно живописал. Социальную метаморфозу в личной карьере графа Хюльзен-Хеселера объясняли влиянием его старшего брата — видной по тем временам фигурой в берлинских литературных и артистических кругах.
Бывший офицер-аристократ, приближенный кайзера Вильгельма II, и в тоже время большой знаток музыкальной культуры старший граф Хюльзен-Хеселер, выйдя в отставку (1893 г.), возглавил «Новый королевский дворцовый театр» («Neues königliches Hoftheater») в Висбадене, где под патронажем кайзера организовал Первый международный майский музыкальный фестиваль (1896). Впоследствии он стал генеральным директором всех королевских театров в Пруссии и Ганновере.
