Оба брата отличались исключительной простотой, внимательностью и доброжелательностью <в общении с людьми — М.У.>, не в пример спесивым прусским аристократам из чьей среды они вышли.
Почему младший граф Хюльзен-Хеселер согласился администрировать курорт <Бад> Зальцшлифт, казалось мне еще более загадочным, нежели его уход из армии.
Осенние и зимние месяцы года титулованный директор <Бад> Зальцшлифта неизменно проводил в Берлине, просиживая целые ночи в излюбленных литературной и артистической братией кофейнях и ресторанах. Бывал он частым гостем и в тех литературных салонах, куда доступ открыт был только для приглашенных. Мое знакомство с младшим графом Хюльзен-Хеселером, переросшее впоследствии в более дружеские отношения, завязалось в одном из таких салонов. Мы обменивались частыми письмами, строили всякого рода издательские планы, из которых ровно ничего не вышло. Они рухнули в огне вспыхнувшей мировой войны.
К вышеизложенному рассказу И.М. Троцкого можно добавить, что оба брата Хюльзен-Хеселер были сыновьями директора прусского Придворного театра графа Бодо фон Хюльзена и его супруги немецкой писательницы графини Хелены фон Хеселер, бывшей также владелицей знаменитого в последней трети XIX в. берлинского литературно-художественного салона — «Чайная Хелены» или «Кофейня художников» («Helene-Tees» oder «Künstler-Kaffees»), частым посетителем которого в частности был Рихард Вагнер. В честь графини Хелены фон Хеселер в 1857 г. военным музыкантом Фридрихом Люббертом был написан один самых популярных немецких военных маршей «Хелененмарш» («Helenenmarsch»), который используется в наше время в качестве музыкального сопровождения скетчей в популярных телевизионных сериалах «Лориот» («Loriot»).
Самым старшим из братьев фон Хюльзен-Хеселер был граф Дитрих, который сделал блестящую военную карьеру при дворе, став сначала флигель-адъютантом Вильгельма II, а затем дослужившись до чина генерала от инфантерии и поста руководителя Военного кабинета, ответственного за персональные дела прусского офицерского корпуса.
Средний брат — граф Георг, будучи приближенным императора Вильгельма II, предпочел прервать свою военную карьеру и, выйдя в отставку в чине капитана, полностью посвятил себя театральной деятельности, оставив на этом поприще заметный след в истории немецкого театра52.
Что касается приятеля И.М. Троцкого — Цезаря Георга Хюльзен-Хеселера, то он, выйдя в 1899 г. в отставку в чине обер-лейтенанта, пристроился на курорте Бад Зальцшлирф, директором которого, судя по архивным документам, проработал вплоть до 1933 г. Интересно, что в этой своей должности он не пользовался ни графским титулом, ни второй частью родовой фамилии, а скромно именовался Ц.Г. Хеселер (C.G. Haeseler). Под этим именем он издал сборник стихов «Раннее утро» («Morgengrauen» // Zürich: Stern-Verlag, 1896) и богато иллюстрированную книгу прозы «Что же нам говорит обнаженное тело?»53.
Приглашение от Хеселера посетить курорт Бад Зальцшлифт пришло в очень напряженное время. Европа стояла на пороге войны, и журналисту было явно не до курорта. Однако в телеграмме Хеселера сообщалось также о желании находящегося в Бад Зальцшлифте на отдыхе графа Витте — одного из самых авторитетных государственных мужей Европы своего времени, лично встретиться с И.М. Троцким. По всей видимости, имя этого журналиста было известно сановнику с самой лучшей стороны. Заручившись согласием редакции «Русского слова», Илья Троцкий поспешил в Бад Зальцшлирф на встречу с бывшим главой правительства России. Впервые рассказав об этом свидании в 1924 г., когда отмечалась десятилетие с момента начала Первой мировой войны, И.М. Троцкий спустя сорок лет в своих воспоминаниях о днях минувших вновь вернулся к этой теме, вводя в свои статьи много новых, весьма любопытных с исторической точки зрения подробностей.
Приехав на курорт Бад Зальцшлирф, И.М. Троцкий был в тот же день представлен своим приятелем Хюльзен-Хеселером чете Витте: графу Сергею Юльевичу, его супруге Матильде Ивановне и их внуку — «молодому Нарышкину».
После отъезда графини Сергей Юльевич и я остались как бы наедине, предоставленные самим себе. Линии наших взаимоотношений нетрудно было наметить. И этого достиг граф Витте с редкой деликатностью. <...> От первой беседы с Витте с глазу на глаз у меня не оставалось сомнений в меткости диагноза душевной настроенности портсмутского героя, поставленного <...> графом Хюльзен-Хеселером <в его пригласительном письме — М.У.>. Граф Витте воистину являл собою олицетворение «ущемленного вельможи»54.
Далее Витте поведал журналисту «о ряде событий и фактов в нашей политической жизни, едва ли знакомых широкой общественности или ложно ею истолкованных». По его словам, кампания «гнуснейших нападок» на него открылась «в 1901 году, во время моего пребывания на посту министра финансов». Поводом послужил приезд в Петербург маркиза Ито Хиробуми — японского сановника и крупного политического деятеля, стремившегося к «заключению русско-японского договора по Дальнему Востоку». Условия, предлагаемые японским дипломатом, казались Витте вполне приемлемыми, поскольку, не ущемляя русских интересов в Китае, закладывали основу для прочного мира в регионе. От России требовалось лишь вывести оккупационные войска из Маньчжурии и признать за Японией право единолично управлять Кореей.
Однако группа «высокопоставленных авантюристов, лично заинтересованных в корейских лесных концессиях», обретя большое влияние на молодого императора Николая II, сорвала подписание этого договора и таким образом ввергли Россию в позорно проигранную ею войну с Японией.
Согласно мнению Витте, покойный император Александр III — человек прямодушный, честный, но грубоватый в обращении,
был в подлинном смысле слова самодержец, искренне веровавший в свое избранничество и помазанничество. Его слово — было слово, а его решения не подлежали изменению под влиянием того или другого фаворита, случайно добравшегося до подножия трона.
— Когда император российский удит рыбу — Европа может подождать! — Это крылатое словечко, пущенное в свое время в оборот Александром Третьим <...> не звучало в его устах фразой. Он верил в величие своей монархии и в несокрушимую мощь русской армии. <...>
Нынешний государь <не> унаследовал от отца, увы, почти ничего из его мужественного и стойкого характера. <...> Он внимателен, приветлив и предельно вежлив. За ним сложилась репутация нерешительного, но очень доброго и податливого монарха. <Но все это> — притворство и маска. Николай Александрович <...> хитер, скрытен и коварен».
Кажется весьма сомнительным, чтобы столь осторожный и тонкий политик и к тому же ярый монархист, каким был граф С.Ю. Витте, позволил себя подобного рода высказывания в беседе с незнакомым ему журналистом. Скорее всего, И.М. Троцкий приукрасил свои статьи выдержками из мемуаров Витте, изданных уже после смерти сановника и гибели самой Российской империи в Берлине гессеновским издательством «Слово». Сразу ставшие бестселлером55, впоследствии они не раз переиздавались в СССР.
Воспоминания Витте <... > не носят ни характера обычных воспоминаний, ни печати хоть бы маленькая добродушия. Это, скорее, очень пространное посмертное «последнее слово» подсудимого перед судом истории, когда он, как очень умный человек, учитывая в чем, главным образом, его может обвинять история, заранее припрятал собранные за всю свою долгую государственную службу документы и затем составил на основании этих документов свое «последнее слово», а попутно, как говорится, «под сердитую руку», досталось и «всем сестрам по серьгам». Как личность, выявляющая себя из записок, Витте особых симпатий к себе не внушает, но <...> в громадном уме, больших знаниях и людей государственная аппарата, в темпераменте, ловкости, силе и той огромной роли, которую он играл в России последних десятилетии, головой стоя выше всех своих современников, — во всем этом отказать ему никто не может. Витте не любили, но все отдавали должное его уму и все его боялись56.
