Дней через 25, в теплый солнечный день я получила письмо от мамы. Город цел, но там, где я работала до войны, был взрыв такой силы, что у нас дома вылетели все стекла. Ну и брехатели! Да и я хороша! Поверила. Радостно мне. Много ли надо воину? Получила сапоги.
Вызвал начальник госпиталя. Приказал идти в первый эшелон в деревню Просвет за культтоварами. Взять санитара из легкораненых Зеленюк в помощь. Вечером пришли в Просвет, получили разнарядку у товарища Найденова. Выдали нам патефон — роскошь по тому времени, — библиотечку, баян, плакаты и бумагу, краски и т. д.
На другой день, когда мы еле передвигали ноги под тяжестью ценного груза, у самого госпиталя нас до нитки промочил дождь. Но мы бодро выдержали и это испытание.
14 мая майор Шафран приказал сопровождать в Коситово доктора Винокурову Цилю Исааковну. Быстро собрались, на попутных и пешком к вечеру добрались до политотдела. Обратно одна пешком иду по разбитым дорогам, спотыкаясь. Ночь. Ничего не видно. Перелески темными стенами появляются по дороге, где-то воет то ли собака, то ли волк. Тихонько начала читать стихи Симонова «Жди меня»… Немного успокоилась, обвыкла в темноте, вспомнила, где повернет дорога. Пахнет дымом, значит деревня близко. Но какая деревня? Все иду… иду… И правда — деревня. А тут, на краю, машина стоит высоко нагруженная. «Эй! Кто там есть? Отзовись!» «Чего орешь? Кто нужен?» «Вы чьи?» «А тебе что за дело?» «Я из госпиталя! Никак не найду своих!» «Часа через два рассветет. Подожди!» «Да где ждать-то?» «Не знаю!» «Я к вам залезу?» «Да куда тебя несет?» — в два голоса забеспокоились дежурные. Крепко захватываю веревку, перетягивающую груз, упрямо лезу. Мне страшно одной и зябко. «Давай руку, настырная!» Цепко втянули наверх два бойца. «Ну! Ну! Не цапай!» «Да свалишься еще! Откуда? Кто?» «Сказала, из госпиталя! Вот попадете ко мне в палату, тогда познакомимся!» «По званию кто?» «Лейтенант!» «Ну, ладно! Не бойся, не тронем!» «А я и не боюсь! Свои же!» Укладываясь, крепко держусь за веревку, засыпаю тут же, поправляя кобуру. Ранний рассвет. Солдаты ушли. Слезла, осмотрелась, а вон и дорога в наш госпиталь.
19 мая развернулись в местечке Мышенки на реке Питич под Гомелем. В зеленом кружеве листвы утонули разрушенные большие дома с причудливо развороченными стенами, а над ними деревянная вышка, наскоро сколоченная разведчиками. Тут был враг. Немецкие и чешские батальоны отошли за речку. Их укрепления, окопы и шныряющие согнутые фигуры видны с вышки без бинокля. Враг загрязнил, исковеркал все на своем пути. Персонал госпиталя чистит, выносит грязь, моет полы, потолки, стены. А утром неузнаваемо обжитым выглядят занавешенные окна. На чистом пороге крайнего дома сидит серая кошка, жмурит глаза и сыто мурлыкает. Ласково смотрят на нее все, вспоминая дом. Солнце поднялось над зеленью, яркое и знойное. Оживилась позиция. После жарких дней и боев тишина и прохладное утро обрадовали всех. Несколько солдат, сняв гимнастерки и обувь, шлепают босыми ногами по отмели речушки Питич, притока Припяти, нарушая смехом тишину. Брызги летят, сверкая в лучах солнца, стекают по лицам и спинам бойцов. А один не смеется. Нарушая правила медицины, из котелка поливает речной водой на забинтованную руку. Присохло, видно, не в первый раз разматывает мокрые прилипшие бинты, морщится, ругая вся и всех под острые шутки товарищей о том, как милая сестрица будет давать разгон за отмоченный бинт, объяснять о загрязнении раны, грозить отправкой в тыл и строгостью врача, а перевязав, забудет про него. Он первый вышел на берег, надел сапоги и гимнастерку, кое-как навертел отмоченные бинты серыми жгутами и пошел к перевязочной, которая стояла под маскировкой леса — от реки виднелась ее крыша. В чистой перевязочной пахнет йодом. С раннего утра медсестра Сергеева Надя — миловидная с выбившейся прядью русых волос под белоснежной косынкой, в наглаженном халате перевязывает раненых. Двое лежат на столах с развороченными мышечными тканями. Доктор назначает, Надя исполняет. Оба раненых смотрят на сестру с благодарностью, перевязка приносит облегчение. Гнойные повязки Надя легко и ловко снимает, бросает в стоящий на полу таз. Стерильным марлевым шариком обтирает вокруг раны. Наложила повязку и прибинтовала — наступил покой для раненого. «Спасибо, сестрица! Полегче стало», — говорит уже с носилок раненый. Надя кивает головой, смотрит ласковыми глазами и, наверное, улыбается, но за марлевой маской не видно. На стульях сидят легкораненые. Они не хотят отставать от своих частей и на перевязки ходят из части. Ведут себя все по-разному. Некоторые внимательно или безразлично, а новички с ужасом смотрят на гнойные повязки в тазиках, резко пахнущие медикаментами и кровью. Бывалый солдат спокойно подставляет повязку или разбинтовывает сам, а сестра быстрым движением пинцетом снимает присохшую по краям раны марлю. Обмоет вокруг и просит врача посмотреть. Назначение выполнит, зарегистрирует в книге. А вот и новичок! Его узнаешь сразу, он прерывающимся голосом почти кричит: «Сестрица! Потише! Палец больно! Не рви повязку! Тихонько снимай!» Надя разбинтовала, ранка небольшая, только кожу скосило осколком. Ткань сильно проросла через марлю красноватым бисером. Повязку сняла быстро, раздалось «Ой!», новичок побледнел и пошатнулся на табурете, увидя капли крови на пальце. Смазав по назначению ляписом, Надя кладет сухую повязку. Подошла доктор. Раненый присмирел и дал забинтовать палец. «Придешь через три дня! — сказала доктор. — Да не отмачивай бинты в реке, как твой сосед», — сердито посмотрела на притихшего, глядевшего в пол знакомого нам бойца. «Опять отмачивали? Ох, и упрямый вы боец!» За этой сценой наблюдает с улыбкой усатый солдат. Он ждет, когда из аптеки принесут назначенную мазь. «Лейтенант! Пошлите за водой!» Но кого послать? Были два санитара из легкораненых три дня назад. Одному пробило пулей мягкие ткани ноги, а второму руку навылет. Хорошо так удачно! Взяла ведро, пошла сама на реку. Крутая тропинка привела к мелководью. Сняв сапоги, медленно вхожу в воду: холодная, прозрачная. Зачерпнула полное ведро. Что это? Послышалось ясное бормотание. Рывком выпрыгнула на берег, расплескивая воду из полного ведра. На противоположном берегу заволновались, зашелестели кусты, из них вышел враг. Медленно спускается к воде, автомат на шее дулом смотрит на меня. Что-то говорит, показывая на пустые фляги. Спустился и скользнул в воду, сразу по пояс, зачерпнув автоматом воду. С черного дула капают капли, озаренные солнцем, фляги булькают, набирая воду. Не сводя глаз, наведя автомат, бултыхаясь, фриц выбрался на берег и попятился задом по крутому спуску. Потом заулыбался небритым лицом. Кивает, что-то говорит, размахивает руками. Прыгает черный глаз автомата, не выпуская меня… Кусты раздвинулись и тишина.
