"Значит так, ДСП", — молвил Бычков, "у тебя патроны еще есть?" Патроны были. "Вставляй полный магазин, патрон в патронник и иди вперед по дороге, к тому месту, где все было. За тобой поедут в ряд три машины, включат дальний свет и фары-искатели, а мы рассыплемся по бокам и будем тебя прикрывать. Дойдешь до места, махнешь рукой в ту сторону, куда стрелял, машины повернут и остановятся, чтобы освещать лес. Ты иди прямо в лес, а мы за тобой цепью пойдем. Чуть что — падай и стреляй. Понял?" Я кивнул головой, и мы двинули вперед. Я с трудом сдерживал смех, картина была настолько комичной, что описать ее будет трудновато. Как заправские Джеймсы Бонды, отцы командиры, держа пистолет двумя руками, медленно шли по бокам идущих в борт о борт машин. Дула их пистолетов непрерывно двигались вверх-вниз, вправо и влево, в глазах светился охотничий азарт и неподдельная радость настоящего мужского дела. Ну, как малые дети, ей-богу. Дойдя до места, я увидел на бетоне россыпь блестящих в свете фар гильз и махнул рукой в сторону леса. Наше воинство во главе со мной медленно двинулось вглубь леса. В свете фар мы были как на ладони, и если бы в лесу кто-то сидел, он мог перещелкать нас без особых проблем. К счастию нашему, в лесу никого не было, и я точно это знал, поэтому наши крутые перцы беспристанно меня одергивали, приказывая не торопиться. Когда мужики вдоволь наигрались в войнушку, дойдя до периметра проволочного ограждения в лесу, Бычков тут же, не стесняясь в выражениях устроил показательный разъебон имеющимся в наличии подчиненным, миновав однако меня, указывая на огромные дыры в колючке, в которых не то что диверсант, а живой слон мог пройти не напрягаясь. Так что моя проверка боевой готовности обороны объекта имела замечательные последствия, которые выразились в тотальном заделывании дыр и прорех в колючей проволоке, а также замены проводов полевой линии связи, протянутой в лесу еще во времена Наполеона, если не раньше. Обшарив территорию еще раз, мы получили конкретные следы присутствия врага на объекте: нашлись бычки с иностранными надписями (пол-эскадрильи курило эти сигареты), свежее дерьмо (почти все техники гадили в лесу, выбирая места поукромнее, избегая пользоваться имеющимся туалетом типа сортир, который уже покачивался на волнах переполнившего его дерьма), а также следы иностранных кроссовок (пользоваться штатными техническими туфлями было неудобно, к тому же они оставляли на плоскостях и верхней части фюзеляжа черные полосы, которые с трудом оттирались керосином, поэтому техники предпочитали гигиеничные и удобные кроссовки). К моему удивлению, я не нашел на деревьях ни одного следа от пуль, а израсходовал я ажно цельных девятнадцать патронов. Потом всей гурьбой пошли осматривать соседние борта. К великому облегчению начальства, повреждений на самолетах обнаружено не было, но все же наутро был назначен детальный осмотр при свете дня. Явилась, не запылилась и моя осмелевшая собака, ставшая тут же героем дня, точнее ночи. Бычков тут же заметил, что неплохо бы завести на стоянке свору настоящих сторожевых собак, которых следует пускать по проволоке или отпускать гулять ночью по территории. Коротков сосредоточенно записывал стратежные мысли шефа в невесть откуда взявшийся блокнот (ага, какие там нахрен собаки, если даже ДСП вынужден сам себя кормить, делая заготовки на зиму, потому что от приносимой гонцами из солдатской столовки пищи даже собака через неделю натурально протянет ноги). Привезли из казармы заспанного и злого Эдика, ошеломленного моим коварством, который и сдал стоянку караулу и заодно был назначен ДСП на завтра (однако ж, рыбу трескал Эдик знатно, не отказывался, надо сказать), а я был с почетом отвезен в казарму. Ни ордена-медали, ни отпуска мне конечно же не дали, я к тому времени стал одним из главных эскадрильских «залетчиков», но и звиздюлей тоже не вставили, за исключением старшины, которому досталась головная боль по списанию девятнадцати боевых патронов. Когда я писал объяснительную у него в каптерке, он ворчал, что в следующий раз, ежели я сподоблюсь еще раз поиграть в войнуху и не предъявлю ему насмерть застреленный труп диверсанта, он заставит меня отсидеть на губе по дню за каждый патрон, а заодно и написать объяснительных столько же, сколько будет израсходовано патронов.
В эскадре мое появление вызвало немую сцену, на меня глядели, как на вернувшегося с того света. И неудивительно, хипеж поднялся такой, что дошедшие до казармы слухи трансформировались в страшную легенду о том, как на меня в ночной тьме напала банда диверсантов числом не менее дивизии, как я мужественно оборонял вверенный мне объект до последнего патрона, а потом, бросившись на врагов в штыковую атаку, был насмерть убит вражеской пулей. Похороны уже были назначены на завтра.
Похороны пришлось отложить, а назавтра я сходил таки на почту и получил посылку с не дававшей мне покою рыбой, которая пропитала своим соблазнительным запахом комнату для хранения посылок и уже почти доходила до кондиции. Половину посылки мы сожрали в каптерке с ребятами из моего призыва, еще немного я отнес на нашу тайную блатхату, угостить Стаса и Вована, старшине тоже обломилось, так что жаловаться ему было грех. На этом мои ратные подвиги, овеянные боевой славой и свистом пуль, закончились.
Время шло, на дворе стоял уже февраль, и неумолимо приближалась весна, а с ней и приказ. Вована сняли с водительской должности, он залетел, свалив в Москву в самоход, а старшина не смог прикрыть его. Вместо него на уазик начинжа посадили молодого парнишку, который буквально через месяц погиб. Когда утром в автопарке он подошел к крану с горячей водой, торчащему из стены котельной, дабы набрать воды в радиатор, какой-то идиот-азер, водила ЗиЛ-131, решил подшутить над ним. Он завел свой драндулет, и хотел пугнуть «молодого», затормозив в сантиметре от его задницы. Но долбанный ЗиЛ, в отличии от того же Камаза, имеет дурную привычку стравливать за ночь давление в воздушной тормозной системе, там даже на передней панели четко написано, что нельзя начинать движение, не убедившись, что давление в системе не менее скольких-то там килограмм. Короче, расплющил он парня об стену бампером. После этого тот еще жил часа два, крепкий организм попался, но спасти его так и не смогли. Весь полк ходил смурной после этого случая, а мы с Вованом крепко нажрались в подвале казармы.
В конце февраля на гарнизон свалилась новая беда — генеральная инспекция Министерства Обороны, сокращенно ГИМО. Кто служил, тот должен знать, что это такое. Нас честно предупредили, что служба все время, пока эта самая инспекция будет заниматься нашей частью, будет идти строго по Уставу. Разумеется, это никого не обрадовало.
