А скольким малороссам — честолюбцам и служакам — Румянцев помог в карьере! Самый известный из выдвиженцев Румянцева — будущий граф (и даже князь) Безбородко, крупнейший дипломат и администратор, влиятельнейший «екатерининский орёл», не утративший первостепенных позиций и при Павле.
Малороссом был и любимец фельдмаршала Пётр Васильевич Завадовский — сын казацкого старшины. К Румянцеву он всю жизнь относился с сыновней благодарностью, был его агентом при дворе Екатерины. Карьера Завадовского блистательна: он побывал фаворитом императрицы и долгие годы возглавлял большие просветительские проекты. При Александре I он заслуженно стал первым министром просвещения империи.
Когда в 1782 году на Малороссию были распространены обычные порядки Российской империи в смысле административного управления — никто даже не охнул. Казачьи полки были переформированы в регулярные — и без серьёзных эксцессов. Как будто Румянцев загипнотизировал потенциальных бунтарей. Или доказал большинству, что совместное существование выгоднее? Вот так, по мнению историка Н.И. Ульянова, Малороссия «из рассадника смут превратилась в опору трона».
В Ташани Румянцев выстроил себе внушительный дворец, в котором, однако, жил скромно. Удил рыбку и философствовал. Замаливал грехи и страдал от недомоганий. Так прошли закатные годы полководца, десятилетиями не покидавшего надолго пределов Малороссии.
Когда-нибудь на Украине ещё появится памятник Румянцеву — и никто не свергнет его с пьедестала.
Глава четвёртая.
РУССКИЙ ЦЕЗАРЬ
Во турецкой славной области
Зачинался славный праздничек.
На турецкий славный праздничек
Злые турки соезжалися,
Сладкой водки напивапися,
Что сами собой похвалялися.
«Всю Россиюшку насквозь пройдем,
Уж мы графа-то Румянцева
Во полон возьмем,
Во полон возьмем,
Во поход пойдем».
Как возговорит Румянцев-граф:
«Вы служивые солдатушки,
Сослужите верой-правдою
Что за веру христианскую
Самому царю особенно».
Из солдатской песни
Первую екатерининскую Русско-турецкую войну от века называют румянцевской.
Давнее противостояние продолжалось: империи стали ближе друг к другу, и Россия постепенно перехватывала инициативу. Нетрудно было предсказать, что новая большая война с турками станет для России удачнее предыдущих. Хотя у османов появились новые козыри: ощутимая международная поддержка и неуверенность императрицы Екатерины в военных делах. Ведь первые годы её царствования прошли под знаком миролюбивого Просвещения. Ей не хватало опыта управления полководцами, действующей армией, а передавать всю власть в руки доверенного вельможи Екатерина не собиралась. Опыт накопился как раз во дни первой Русско-турецкой — и оказался блистательным.
В середине 1760-х войну с Турцией в России считали неизбежной. Слишком много противоречий накопилось во взаимоотношениях двух стран. Россия видела себя единственной крупной причерноморской державой, стремилась ликвидировать крымскую проблему, превратив давнего врага в зависимого союзника, а то и поглотить солнечный полуостров, который в те времена ещё не считался райским местом. Турки грезили об Астрахани и Приазовье и даже Малороссию считали сферой своих интересов.
Российская империя медленно, но верно стремилась к «естественным границам», которые — заметим! — стали для наших предков естественными только потому, что им удалось разглядеть личные интересы в государственных. А иначе охотники скоренько превратились бы в дичь. Объединив Владимирскую Русь с Новгородской, Москва принялась устранять соперников в долгой войне за наследство Золотой Орды. Решающие удары пришлись на годы правления первого русского царя — Ивана Грозного. Были уничтожены Казанское, Астраханское и Сибирское ханства… Борьба с Крымским ханством оказалась куда более длительной. Даже Петру Великому не удалось ликвидировать этого опасного противника. Дело в том, что за крымчаками стояла сверхдержава того времени — Османская империя. Ни у казанцев, ни у сибирских татар такой поддержки не оказалось. Крымское ханство не было самостоятельной политической силой, подчинялось султану, хотя подчас робко заигрывало и с Россией.
От набегов крымских татар веками страдала даже срединная Русь, не говоря уже о южных окраинах государства. Но к 1760-м годам плод созрел. Есть у нас лукавая традиция: мы так стыдимся «имперских амбиций», что придумываем нелепые отговорки и не признаём, что Россия вела завоевательные войны. Вела, и ещё как! Без озверения, без расправ над обывателями и пленными, но — вела неуклонно. И для сопредельных армий стала грозой именно при Румянцеве.
Наступление — лучший способ защиты от иноземных захватчиков, лучший метод обороны. Это утвердили наши предки после противостояния с кочевыми ордами, после многолетней зависимости от ханов…
Стремление к экспансии — вполне естественное проявление державной зрелости. Проявление силы. Не проявишь силу — проявишь слабость, таков закон истории. Это иллюзия, что можно закрыться от соседей железным занавесом, не вмешиваться в их дела, вести миролюбивую внешнюю политику — и всё будет благостно. От постоянной конкуренции не скроешься. Не отгородишься солженицынской концепцией «сбережения народа». Сбережение обернётся гниением, а в итоге и коня потеряешь, и счастья не сыщешь. Имперские амбиции России — вовсе не чья-то блажь, это целенаправленное развитие, стремление к естественным границам, к неуязвимости нашего «детинца» — срединной Руси. Которая столько страдала в доимперские времена…
Историческая заслуга Румянцева, а также лучших полководцев и администраторов его поколения — в том, что они сломили силу Оттоманской Порты и утвердили власть Российской империи на Дунае и Чёрном море.
Прочных победных традиций у русской армии ещё не было. Турция тогда ещё не стала «больным человеком Европы» — эта формулировка из середины XIX века. Турецкая армия считалась вполне боеспособной — главным образом, конечно, благодаря необозримым людским ресурсам. Мы увидим, что во всех операциях двух екатерининских Русско-турецких войн турки обладали значительным численным превосходством. Да и вообще Оттоманская Порта была более населённым государством, чем Российская империя. К тому же османы начинали войну, заручившись поддержкой двух крупнейших европейских государств — Англии и Франции.
