Ознакомительная версия.
Роль, которую она взяла на себя, не осталась незамеченной и неоцененной. В прессе пришли к выводу, что ей пришлось стать сиделкой, и писали о ней соответствующе. «Ваша сестра – сама преданность», – написал Октав Шанют Уилбуру. Но конечно, для нее было намного важнее то, что сказал ей Орвилл: без нее он не выдержал бы это испытание.
Другие пытались выразить свое сочувствие и уважение иными способами. Александр Белл однажды вечером пригласил Кэтрин съездить вместе с Октавом Шанютом на прогулку, после которой они отобедали в доме Белла на 33-й улице в Вашингтоне. Это был единственный раз, когда она побывала где-то, помимо госпиталя, написала Кэтрин отцу.
Она все сильнее скучала по дому и переживала из-за того, что ничего не зарабатывает. «Я потеряла уже 82 с половиной доллара», – сообщила она Уилбуру 2 октября, сознавая, что пройдет еще много времени, прежде чем станет возможным вернуться в Дейтон. Орвиллу становилось вроде бы лучше, но он был еще не в состоянии ехать домой. Ночью 3 октября температура у него вдруг подскочила до 38,3 градуса без видимых причин.
Орвиллу было 37 лет, но сейчас он выглядел намного старше. Шансы на то, что он сможет когда-нибудь летать снова – или вообще захочет летать, – казались очень слабыми, если о них вообще можно было говорить.
Очень помогали письма из дома и из Ле-Мана. Особенный подъем у Кэтрин и Орвилла вызвал постскриптум к одному из писем Уилбура: «Я пролетел пару кругов с Болле (240 фунтов [109 килограммов]), – написал он. – Это вызвало больше удивления, чем все, что я сделал до сих пор».
«Нам обоим страшно хочется домой», – отвечала ему Кэтрин. Она стала подумывать о том, чтобы съездить на недельку в Дейтон (в первую очередь для того, чтобы немного отоспаться). Но затем Орвиллу стало хуже. «Думаю, что останусь здесь до тех пор, пока не смогу забрать его домой», – написала она отцу 17 октября, ровно через месяц после крушения.
У Орвилла чередовались периоды хорошего и плохого самочувствия, которые доктора объясняли расстройством пищеварения. Поэтому Кэтрин начала готовить ему сама – жарила стейки, варила говяжий бульон и яйца всмятку. Когда Уолтер Берри, американский юрист, приезжавший три года назад в Дейтон с французской делегацией, пригласил ее на обед, она была вынуждена отклонить приглашение. Она отказывается почти от всех приглашений, объясняла Кэтрин отцу, потому что «слишком устала, чтобы разговаривать!»
К последней неделе октября было решено, что Орвилла следует перевезти в Дейтон не потому, что он достаточно здоров, а в надежде на то, что пребывание в знакомой обстановке успокоит его. За три дня до отъезда две медсестры помогли ему подняться с кровати, чтобы он попытался встать на костыли, и, когда кровоток в левой ноге усилился настолько, что казалось, будто она сейчас разорвется, он едва не потерял сознание.
Но 31 октября, после пяти недель и пяти дней пребывания в госпитале, Орвилла в сопровождении Кэтрин посадили на поезд на вашингтонском вокзале «Юнион стейшн».
Когда на следующее утро поезд подошел к перрону вокзала в Дейтоне, его ожидала большая толпа. Кэтрин сошла на платформу первой. Затем появился Орвилл на костылях, поддерживаемый двумя кондукторами. «Многие пришли сюда, чтобы приветствовать возвращение человека, сыгравшего важную роль в прославлении города Дейтон в глазах цивилизованного мира», – написала «Дейтон джорнал». Однако вместо приветственных криков в толпе послышались возгласы сожаления и сострадания – настолько вымотанным выглядел герой. Никому, кроме членов семьи, не позволили поговорить с ним. Брат еще слишком слаб, объясняла Кэтрин.
Брат Лорин приехал на вокзал, чтобы встретить их, и экипаж стоял в ожидании. Однако тряска во время езды в поезде доставила Орвиллу сильнейшие страдания, и поездку в экипаже по булыжной мостовой он не выдержал бы. Поэтому его медленно везли 12 с половиной кварталов до Хоторн-стрит в инвалидном кресле.
Епископ Райт приветствовал его дома, а Кэрри Кейлер (которая уже была замужем и носила фамилию Грумбах) была там же и готовила обед. Тем вечером епископ написал, что голова Орвилла «как всегда в порядке», «а с телом все будет в порядке в надлежащие сроки». Кровать Орвиллу приготовили в передней гостиной. Что касается Кэтрин, то она призналась, что «устала до смерти».
В последующие дни Орвилл по-прежнему требовал «очень много внимания», записала Кэтрин, но был «довольно активен» и мог дольше бодрствовать в течение дня, иногда даже по несколько часов. Местный врач, осмотревший Орвилла, обнаружил, что его левая нога стала короче почти на 2,5 сантиметра (а не на 3 миллиметра, как им сказали в госпитале Форт-Майер), но, если сделать накладку в задней части ботинка, особых проблем не возникнет.
Орвилла приходили навестить соседи и старые школьные друзья. На второй неделе ноября Чарли Тэйлор отвез его в инвалидном кресле в мастерскую на 3-й Западной улице, где двигатель «Флайера» уже был вынут из ящика и подготовлен к осмотру.
«Мне предстоит многое сделать», – сообщил Орвилл Уилбуру 14 ноября в первом письме, которое сам написал после аварии. Пребывание дома и постепенное возвращение к работе сделали ровно то, что требовалось. Состояние Орвилла улучшилось, и он так хорошо научился ходить на костылях, что в конце декабря они с Кэтрин сообщили, что в скором времени вместе отправятся на пароходе во Францию к Уилбуру. Брат писал им, что они очень ему нужны.
Глава 10
Неповторимое время
Каждый раз, когда мы куда-то идем, люди на улицах останавливаются и смотрят на нас.
Кэтрин Райт
Жизнь Уилбура в Ле-Мане еще никогда не была такой наполненной. За месяцы, прошедшие после крушения Орвилла, он стал еще большей сенсацией. Со времен Бенджамина Франклина ни один американец не пользовался во Франции такой популярностью. Как написал парижский корреспондент «Вашингтон пост», такой интерес вызывали не только воздушные подвиги Уилбура, но и его личность. Его считали воплощением «духа Плимут-Рока», с которым французские исследователи Соединенных Штатов еще со времен Алексиса де Токвиля связывали «упорство и неукротимую настойчивость, которые характеризуют усилия американцев в любом виде деятельности».
Толпы зрителей продолжали прибывать в Ле-Ман на поездах и автомобилях, причем из все более отдаленных мест. «Каждый день тут присутствует огромное количество народа не только из окрестностей, – сообщал Уилбур Орвиллу, – но также почти из всех стран Европы».
За те полгода, что Уилбур летал в Ле-Мане, здесь побывали 200 000 человек, приехавших посмотреть на него. Их привлекала возможность своими глазами увидеть американского «волшебника» и знаменитостей, осмелившихся подняться вместе с ним в воздух, может быть, даже пожать ему руку или сфотографироваться вместе. Та непрекращающаяся суматоха, которую устраивали вокруг Уилбура молодые и старые, мужчины и женщины, создавала атмосферу всеобщего воодушевления.
Первым пассажиром был толстяк Леон Болле, затем – Харт Берг, а после него – его супруга Эдит, ставшая первой американкой, летавшей на аэроплане. Чтобы избежать неловкой ситуации, если ветер задерет ее длинные юбки, она обвязала их веревкой вокруг лодыжек. После приземления Эдит сказала, что не испытывала ни нервного напряжения, ни «малейшего страха». Ее и без того огромное восхищение «мистером Райтом» усилилось в десятки раз благодаря его мастерскому владению машиной, и она когда угодно готова лететь с ним через Ла-Манш.
Фотография мадам Берг, сидящей рядом с Уилбуром Райтом во «Флайере» и наслаждающейся ожиданием взлета, была опубликована во множестве изданий, и знаменитый парижский модельер Поль Пуаре, быстро оценивший потенциал веревки, обвязанной вокруг лодыжек, придумал узкую длинную юбку с перехватом ниже колен, ставшую сенсацией в мире моды.
Арнольд Фордайс, который руководил французской делегацией в Дейтоне в 1906 году, летал с Уилбуром целый час, а для шефа авиационного управления французской армии полковника Бутью американец несколько раз пролетел над землей на высоте всего 45,7 сантиметра, что поразило всех присутствующих.
Еще один пассажир, подобно Эдит Берг, удивился тому, насколько «устойчиво» он чувствовал себя в воздухе. Создавалось ощущение, будто они с Уилбуром «поднимались по наземному транспортеру», писал английский офицер и энтузиаст аэронавтики майор Бэйден Флетчер Смит Бэйден-Пауэлл, брат основателя движения бойскаутов. Шум мотора его тоже очень удивил.
«Мистер Райт, держа обеими руками рычаги, следил за каждым движением, но эти движения были такими легкими, что казались почти неуловимыми… Двигатель все время ревел так громко, а винты так гудели, что после полета я чувствовал себя почти оглохшим».
Ознакомительная версия.
