Останавливаемся в отеле неподалеку от госпиталя. Жанне по-прежнему нужно как можно больше двигаться. Попробуем преодолеть это небольшое расстояние пешком.
В городе всё, как и прежде, и уже знакомо. Запахи распустившихся цветов и деревьев вдоль дорог, уютные невысокие белые дома, перпендикулярные улицы, неспешные горожане, ласковое солнце. Мы будто имплантированы в эти обстоятельства. Мы чужие здесь. Несовместимы с атмосферой спокойствия. Волны накатывающего на нас беспокойства сильнее окружающего умиротворения.
– Я очень устала, давай отдохнем.
– Давай. Мы уже почти пришли. Ты молодец! Не забывай, вечером мы собирались поужинать в Nobu, – подбадриваю я Жанну. – Сядешь за руль?
Вот и госпиталь. Всё привычно до автоматизма: раздвижные двери, запах кофейни на первом этаже, лифт, шестой этаж.
Мы оказываемся у дверей приемного покоя. Любезный администратор встречает улыбкой.
– Добрый день, мисс Фриске. Располагайтесь. Напомните, пожалуйста, дату вашего рождения.
Не успеваю раскрыть рот, как Жанна перебивает:
– Восьмое июля семьдесят четвертого. – И, повернувшись ко мне, игриво: – Эй, я могу и сама.
Вскоре появляется наш лечащий врач Джереми: «Как вы долетели? Как Платон?» Показывает укус детских зубов на руке. «Посмотрите, это меня дочь. Ничего себе, правда?! С сыном таких приключений не было. Теперь я понял – мальчики разбивают всё вокруг, а девочки разбивают папе сердце». Вижу, старается отвлечь нас. «Жанна, ты хорошо выглядишь. Мы все еще не можем забыть твою ласточку. Ладно, отдохни немного. Дмитрий, можно на минуту?»
В кабинете Джереми на экране снимки последнего МРТ Жанны. Кажется, я уже безошибочно узнаю именно ее черно-белые слайды среди множества. Джереми стучит обратным концом ручки по экрану:
– Дмитрий, это рецидив. Появились новые очаги опухоли и возобновился рост старой.
– Что нам делать?
– Я буду с тобой откровенен. Мы испробовали все доступные методы. Ничего более нового в принципе не существует.
– А повторные инъекции? Вы говорили, что это возможно.
– Да, это действительно возможно. Но ты должен помнить, что резервы организма не безграничны. Количество иммунных инъекций ограничено. Но мы обязательно попробуем. Как и прежде, только время покажет, сработает наш план или нет. Начинать нужно срочно. На размышление у вас день.
– Хорошо. Жанна слабеет с каждым днем. Она почти все время спит.
– Поспеши! Если мы опоздаем, в один из дней ты просто не сможешь ее разбудить.
Я нашел Жанну спящей в смотровом кабинете.
– Любимая… – нежно тормошу я ее. Она глубоко спит. Не скоро с трудом открывает глаза и не может понять, где находится.
– Где мы? Где Платон?
– Мы в Лос-Анджелесе. Платон ждет нашего возвращения в Москве.
Улыбаюсь. Глажу ее по волосам. А в душе закипает паника. Слишком мало времени прошло с тех пор, как я видел эти симптомы в последний раз, слишком свежи воспоминания. Всё повторяется вновь. Но стараюсь не подавать вида.
Итак, мы испробовали уже всё, что предлагала мировая официальная медицина. Альтернатив нет. Этот препарат – последняя сколько-нибудь оправданная надежда на задержку болезни. На нем оканчивается зона передовой исследовательской медицины, и начинается пустота, которую остается наполнить смирением.
Звоню в Москву ее родителям. «У Жанны рецидив. Завтра необходимо дать ответ, если вы согласны продолжить ее лечение. Гарантий по-прежнему никаких. Посоветуйтесь, с кем считаете нужным, подготовьте вопросы врачу и примите решение».
Вопросов у них не было. Решения тоже. Жанна в постели и не помнит, где она, путает день и ночь. Ну что же, в таком случае решать мне.
«Джереми, у нас нет выбора. Если ты считаешь, что это может сработать, – начнем».
В те дни Жанна уже почти не вставала и редко приходила в сознание. Сижу возле постели. Получаю СМС от Ксении.
«Дима, Жанна не отвечает на мои сообщения. Где она?»
«Сижу рядом с ней. Мне она тоже не отвечает. И мне самому интересно, где она».
Однажды ночью я проснулся от ее взгляда.
– Привет. Как ты?
Жанна взяла меня за руку. Совершенно ясно и четко, казалось, осознавая наше положение и происходящее, тихо, спокойно попросила: «Пожалуйста, не отпускай меня». Сказав, закрыла глаза и уснула, улыбаясь прежней нежной улыбкой из светлого, радужного прошлого.
Утро. Такси в клинику. Инъекция. Такси в отель. Постель. Мучительный страх. Врачи уверяют: то, что предыдущее лекарство подействовало так эффективно, повышает шансы на успех и с новой вакциной. Распорядок прежний – один укол каждые три недели. О том, есть ли результат, станет известно не раньше чем через 12–18 недель. Никаких гарантий. Вымученная, чахлая, но еще теплящаяся скромная надежда – вдруг и на этот раз? Это становилось невыносимо.
Ошалевший от мыслей, брожу по Лос-Анджелесу: знакомые улицы и дома, те же магазины, рестораны. Но если в прошлый раз мы были там вдвоем, заново выстраивая шаткую конструкцию новой жизни, все-таки полной надежд, то сейчас я снова один. Мне одиноко и страшно. Опять наступило мрачное, безжалостное, высасывающее силы время болезни.
Оставаться здесь больше не имеет смысла. Мы должны вернуться домой.
Февраль 2015-го. Перелет подобен ночному кошмару. Скорее открыть глаза, чтобы вырваться из мучительного сна, вытряхнуть из головы навязчивый шум, голоса. Темная комната, учащенное дыхание. Затухая в уходящем сне, все тише эхо пугающих звуков. Тишина. Успокойся. Но стоит только опять забыться во сне, как необъяснимые сцены вновь мгновенно затягивают в бездну ночного мучения. Жанна открывает глаза, ненадолго выныривая из тяжелого сна. «Где мы? Куда? Почему в самолете?» Мне больно и жутко видеть, с каким неподдельным усердием, ненадолго обретая ясность сознания, она что есть сил пытается понять, что происходит, соединить в голове мысли, ощутить время, понять маршрут. Но тщетно. Выбившись из сил, в изнеможении она закрывает глаза, засыпает – и потом вновь и вновь: «Где мы? Куда?» Раз за разом терпеливо повторяю: «Мы летим домой. Нас ждет Платон. Доверься мне. Спи. Я рядом. Я не отпущу».
Жанна и сын вновь в родительском доме. Обстановка критическая. Бесконечные семейные склоки, ругань, мат. Они переживают по-своему. Только это не решает главного – не помогает Жанне. Нервы расшатаны у всех. Теряя последнюю выдержку, меня засыпают обвинениями в неверно выбранном лечении и бездействии. И совсем безумными: «Ты хочешь ее смерти».
«Вам есть что предложить взамен? – спрашиваю. – Было что предложить? Где вы были в течение этих двух лет?»
Ответа нет. Лишь ор, отвратительные истерики и плач. Меня вновь и вновь спрашивают, когда подействует лекарство? Объяснения не помогают. Отвечать не имеет смысла.
